Малое собрание сочинений (сборник)

«Молчит-молчит, целыми сутками молчит, а потом сразу что-то нападет на него, – так и не узнаешь: хохочет, как жеребец, матом ругается, девок щупает. И вечно это свою „Не искушай“ поет».

Аграфена З.

«А денег ему не давай – это ведь такой пропойца!»

Мария С.

«Знаешь что – я сам чудак, много чудаков видел, но такого чудака первый раз встречаю».

Анатолий П.

«А что Венька скажет?! Да ничего он не скажет. Опять будет под окном Абрамова петь:

Избавь твою Саг’у от пытки напг’асной!

Взгляни еще г’аз на меня, Мой ангел пг’екг’асный!»

Александр С.

«Ну, уж если Ерофеев скажет что-нибудь такое – так вся абрамовская бригада за пупки хватается».

Геннадий С.

«Грамотный человек… О политике так умно рассуждает – его никак и не переспоришь. Не знаю, за что его выгнали из института… За пьянство, наверное».

Геннадий С.

«Да-а-а, что пьет, так это пье-о-от».

Иван А.

«Черт его знает, что у него на уме. Темный человек… непонятный. Уж из человеческой шкуры хочет вылезти… все у него поперек, все не так…»

Анна С.

«Венька, признайся, что ты иностранный агент. Я же вижу».

Анна Б.

«А тюрьмы ему не миновать».

ладимир А.

19 марта

Вспомнилось неожиданно все прошлогоднее. Показалось странным, что то, что еще недавно казалось только что пережитым, теперь – в полнейшем тумане.

Предался тоскливому пьянству.

Напившись, бормотал невнятное.

20 марта

– Послушай, ну вот что тебе нужно, – ну тебе сейчас девятнадцатый год, предположим. Будет тебе девятнадцать – будешь увиваться за девками. В 26 лет женишься, отработаешь век свой на пользу государства, воспитаешь детей… Ну, и умрешь тихонечко без копейки в кармане.

– И неужели ты считаешь это образцовой жизнью?

– Ннуу… образцовой – не образцовой, по крайней мере, все так живут. И ты проживешь точно так же.

– Извиняюсь, сударыня, если бы я знал, что у меня в перспективах – обычная человеческая жизнь, я бы давно отравился или повесился.

– Давно надо бы.

– Да, конечно. Однако же я все-таки живу. Ну, а вот ты, Анечка, тебе девятнадцать лет – мне все-таки интересно знать, что у тебя сейчас в голове.

– Как это так? Ннну… вот сейчас, например, думаю, скоро ли пять часов, хочу вот себе платье купить, на танцы сегодня пойти.

– И все?

– Нет, почему… а вообще-то, для какого черта это тебе надо знать? Что это ты экзаменуешь меня, как английский шпион?

– О боже мой! Если бы я был английским шпионом, милая, меня бы совсем не интересовал образ мыслей рядовой пролетарской девки.

– Так а для чего же тебе это все надо?

– Ттак просто… противно мне что-то смотреть на вас, господа пролетарии… Пошло вы все живете…

– Э-э-эх… «противно ему смотреть»! да ты бы сначала на себя посмотрел, как ты живешь, ты же как первобытный человек живешь – одеваешься черт знает как, на танцах никогда не бываешь, в кино не ходишь… я бы давно подохла с тоски.

– Да, я тебе слишком сочувствую… Остаться тебе одной – значит действительно «подыхать с тоски». По крайней мере, известно, что человек мало-мальски умный, оставшись вне общества, бывает все-таки наедине со своими мыслями. Вам же, госпожа пролетарка, поневоле приходится тяготиться полным одиночеством.

– Я ннничего не понимаю, что ты за чепуху порешь…

– Ну и слава богу… Мне даже приятно сознавать, что человек со средним образованием не может понять самых простых вещей…

– А что ты мне тыкаешь образованием?! Я, может, больше тебя в жизни разбираюсь… И не «может», а точно…

– Охотно тебе верю, Аничка… Ты видела гораздо больше меня; можно дожить до семидесяти лет и увидеть еще больше – и в довершение всего вздохнуть: «М-да, тяжелая эта жизнь». Да черрт побери, это все равно что объехать целый свет, накопить громадное количество впечатлений, вернее – иметь возможность их накопить, – и по возвращении сказать только: «М-да, а земля все-таки круглая», когда это давно всем известно!

– Ну вот, опять ты ерунду понес, ты же совершенно не знаешь ничего и знать ничего не хочешь… книжками только интересуешься…