Личность Глории Саммерс была установлена по зубам и рентгеновскому снимку лодыжки, которую она сломала за год до этого. Когда Резник спросил ее мать, пойдет ли та в морг опознать тело дочери, Сьюзан Саммерс взглянула на него, подняв брови, и удивленно протянула: «Шутите?»
— Насколько определенно вы можете назвать причину ее смерти? — поинтересовался Резник.
— Одно совершенно определенно — удушение. — Паркинсон снял с носа бифокальные очки и начал тщательно, хотя и безо всякой необходимости, протирать их. — Нет никакого сомнения, что дыхательное горло сломано, налицо и другие признаки, подтверждающие эту гипотезу, в частности, кровоизлияние в области шеи. К тому же вздутие вен на затылке, вызванное повышением давления, когда перекрывается тон крови.
— Выходит, ее удушили?
— Совсем не обязательно. — Удовлетворенно хмыкнув, Паркинсон водрузил очки на нос. — Сзади на черепе есть глубокий пролом, обильные внешняя и внутренняя гематомы…
— Падение или удар?
— Почти определенно — удар. Об этом свидетельствует кровоизлияние под проломом. В принципе, она могла бы получить подобную пробоину в черепе и в результате падения, сами понимаете — маленькая девочка, но тогда следовало бы искать гематому выше, а не ниже пролома, где ее вообще могло и не быть.
— Какой же вариант вы выдвинете в вашей докладной о качестве основной причины смерти?
Резник разгрыз остатки мятной конфетки.
— Любой или оба. — Паркинсон пожал плечами. Он сунул руку в карман жилета и предложил Резнику еще одну мятную конфетку. — В данной ситуации, я думаю, это не будет иметь большого значения.
Когда Резник вернулся в участок, его кабинет был занят Грэхемом Миллингтоном, беседовавшим с Келлог и Дивайном. Миллингтон не осмелился занять кресло хозяина, он расхаживал рядом, как бы ожидая, что его в любую минуту могут пригласить занять его. Дивайн, хоть и считал себя спортсменом, надымил своими сигаретами «Бенсон энд Хеджес», создав точную копию Селлафильд в пасмурный день.
— Извините. — Миллингтон не очень старательно вытянулся. — Мы здесь у вас устроили «день открытых дверей».
— Полагаю, вы собрались не для того, чтобы поболтать о вечеринке? — улыбнулся Резник.
— Нет, сэр.
Инспектор несколько раз резко открыл и закрыл дверь, чтобы хоть немного разогнать дым, и оставил ее полуоткрытой.
— Лучше введите меня в курс последних событий, — обратился он ко всем сразу.
Миллингтон повернулся к Марку Дивайну, предлагая ему начать. Резник внимательно слушал, наблюдая за реакцией своих подчиненных. Дивайн наклонился вперед и весь собрался, словно готовился к рывку в борьбе за мяч в регби. В его голосе звучали нетерпеливые нотки. Линн поплотнее устроилась на стуле, ее лицо выражало легкий скептицизм. Что же касается Миллингтона, то внешне он был олицетворением моральной правоты, которую ему обеспечивали хорошо ухоженный садик и чистая рубашка. А что у него на уме, оставалось тайной, покрытой мраком. Он слишком засиделся в сержантах, и Резник не мог понять, почему так задерживается повышение, которого он, несомненно, заслуживает.
Дивайн закончил свой рассказ, и теперь все трое смотрели на шефа, в расслабленной позе откинувшегося в кресле. Из большой комнаты доносился гул обычной жизни отдела: четкие ответы на телефонные звонки, неожиданный смех, кашель, чье-то пение. Резник улыбнулся, глядя, как сдерживает себя Линн Келлог.
— Он так и сказал? — переспросил Чарли. — «Я обычно видел ее по утрам»?
— Его точные слова. Посмотрите. — Дивайн протянул свою записную книжку. — Нет никаких сомнений.
— А ты не мог включить магнитофон? — вставил реплику Миллингтон.
Дивайн нахмурился и покачал головой.
— Так что, ты думаешь, он имел в виду? — спросил Резник.
— Сэр, вы должны были видеть его! Когда он сказал: «видел ее», он имел при этом в виду — мы были знакомы. Это не было: она случайно попадалась мне на глаза, нет, это было нечто большее.
— Ты не спросил его об этом? Не пытался подтвердить свои подозрения?
— Нет, сэр. Решил, что, если я это сделаю, он может, вы знаете, замкнуться.
— Где он сейчас?
— Один из наших ребят угощает его чашкой чая.
— То, что он понял, что лежит под кучей хлама, неудивительно. Он же не слепой, наверняка читал об этом в газетах, видел фотографии. А если при этом где-то встречал девочку раньше, то имел еще больше оснований хорошо помнить эту историю.
— Но, сэр, здесь другое…
— Да-да, я понял. Мы с ним обязательно еще поговорим. — Резник вдруг почувствовал урчание в животе. Ему казалось, что утро, проведенное с патологоанатомом, надолго отобьет у него желание поесть, но, кажется, его организм не был с этим согласен.
— Линн?
— Все это очень подозрительно, несомненно. Но в то же время, если бы что-то было нечисто, разве он пришел бы сюда?
— Он или полный болван, или очень хитер, — высказал свое мнение Миллингтон.
— А что девушка, Сара? — Резник вновь обратился к Линн. — Говорила она что-нибудь о реакции парня, когда они поняли, на что натолкнулись?
— Только, что он испугался. Они оба испугались. Вы знаете, что им понадобилось больше часа, чтобы решиться прийти сюда и заявить о находке.