— Благороднейший дон не соизволил оказать мне сей громадной услуги, — поддерживая в Михаиле смех и тон разговора, парировал я.
— Ах, какой позор на мою бедную седую голову! За что мне такое несчастье — иметь такую память. Прошу следовать за мной, о прекрасноликий юноша, и ваш покорный слуга проведет вас в ваши несравненные покои с великолепной отделкой и превеликими благами цивилизации, именуемыми в разговорах простолюдинов сортиром, рукомойником и биде.
Когда мы выходили из лаборатории, Михаил стоял, скривившись от очередного приступа хохота.
Спальня была явно не номер люкс, но самое главное, она была отдельная. Ненавижу спать в одном номере с незнакомым человеком. Исключая, конечно, женщин, но с ними спать не приходилось, тем более ночью. Отдыхать — да, но спать ни разу. Все перечисленные удобства цивилизации в наличии имелись, и это хорошо.
— Спи хорошо, завтра разбужу тебя рано, — пожелал на прощание Гремли.
— Рано — это когда?
— Часов в восемь.
— Да уж… — пробубнил я. — А попозже нельзя?
Я был истиной совой. Лечь раньше трех часов ночи для меня так же мучительно, как и встать раньше одиннадцати.
— Можно, но не завтра. Завтра мы запускаем в проект новую партию зеков, ну и тебя заодно кинем. Чего аппаратуру лишний раз гонять.
— Хорошенькую компанию ты мне предлагаешь, начальник.
— Звиняй, хлопец, какая уж есть. Не парь мозг свой, тебя никто из зеков не увидит. Все будет как в лучших домах Жмеринки. Ладно, все, я побежал, а ты постарайся лечь пораньше и, самое главное, выспаться. Завтра будет трудный денек. Первый день — он всегда трудный, как, впрочем, и первая неделя, первый заброс, первый месяц и все, что имеет в своем названии слово «первый». Доброй ночи, камрад, — попрощался он так, как обычно писал в игровом привате.
— Чава бамбина, — улыбнулся я.
Я осмотрел комнату, обновил туалет и включил имеющийся здесь телевизор, думая, что уснуть в ближайшее время не удастся. Но только я упал на диван, веки самопроизвольно закрылись и наступил долгожданный сон. Наверное, устал от обилия информации.
Обычно я не вижу снов, точнее, как говорят ученые, не запоминаю. Но этот сон коренным образом отличался от всех предыдущих.
Мне снилась она. Та девушка, что молилась в виртуальном городе-призраке. Она все так же сидела на той же самой крыше и смотрела на мир. Девушка как девушка, не фотомодель, конечно, но и не дурнушка. Таких обычно девяносто из ста, стандарт так сказать. Стандарт. Если бы не глаза. Глаза были неотразимы. Огромные такие зеленые очи, наполненные болью и тоской, добротой и наивностью, страхом и болью. Всем этим вместе и по отдельности. Девочка ничего не делала, просто сидела в позе полулотоса и наблюдала мир. И от этого становилось страшно. Очень хотелось, чтоб она вскочила и начала хоть что-то делать, но она все так же сидела и смотрела на кроваво-багряный закат.
Разбудил меня Сашка, который вломился в комнату, чуть не снеся дверь с петель, и завопил во всю мощь своих легких:
— Рота, подъем!
Табуретки под рукой не оказалось, мягкой подушкой швыряться не хотелось, поэтому пришлось вставать. С нецензурными выражениями, оханьем и аханьем, но пришлось.
— Давай быстрее, солдат! Нас ждут великие дела. Ты завтракать хочешь?
— Пока нет. А что?
— Вот и славненько. Поешь в виртуале. Нечего отяжелять свое тело отходами, если оно не нужно будет две недели. Тебе-то без разницы, по большому счету, а трусы потом хоть чистыми останутся, — заржал Сашка.
Я выругался на чем свет стоит и побрел в туалет, но на полдороге меня осенило.
— Гремли, вы вчера с Михаилом, когда меня забрасывали, точно в мир мобов не вводили?
— Не вводили, а почему ты спрашиваешь?
— Я там встретил забавную девушку.
— Девушку? — глаза его полезли на лоб.
— Ну да. Девушку. Сидела там на крыше и как-то странно молилась.
— А потом что было?
— А потом меня сильно ударило, я потерял сознание, а очнулся уже тут.
— Фух… — стряхнул вымышленный пот со лба Гремли. — Чуть не напугал, черт окаянный. Это так называемая «галлюцинация выхода». Мы уже отключили тебя от проекта, ты уже не в виртуале, но мозг твой сам додумывает то, что не успел увидеть. Как во сне, подсознание рисует то, что когда-то видело, и приукрашивает, так тебе когда-то хотелось. Так что не нервничай, иногда и такое бывает, да и еще не такое случается. Со временем привыкнешь.
— Тебе хорошо говорить…
— А ты не говори, ты действуй, так как нас, особенно тебя, через пять минут ждут в главной лаборатории проекта. Как говорится: цигель, цигель, ай люлю.
С такой скоростью я чистил зубы и одевался только во времена мой духанки в армии. Но работа есть работа, а надо — значит надо. На месте мы были уже через четыре минуты и двадцать секунд.
Аббот встретил нас у входа с серьезным лицом, посмотрел на часы, но промолчал по поводу времени, лишь скупо и сухо поздоровался.
— Готов? — спросил он почем-то не меня, а Гремли.
— Есесвенно, шеф, усехда готов, — закивал Саша, хлопая меня по плечу.
— Тогда начнем.