Мальтийский крест

И все-таки выкуп состоялся. Рыцаря посетил генеральный писарь Арсенала. Кузнец сбил с ног Бастьена кандалы.

— Можешь убираться на свой проклятый Аллахом утес, гяур, — сказал писарь. — И впредь не попадайся на пути победоносных галер ислама.

Рыцарь проворчал:

— Там видно будет.

Собирая пожитки, Бастьен сказал:

— Рад был бы облегчить твою судьбу, Андрэ. Но, увы, сделать ничего не могу. А о том, что ты сделал для меня, не забуду до конца жизни. Прощай!

Андрей глядел вслед рыцарю, и к горлу у него подступал комок. Один. Теперь совсем один в каменном мешке, где ни днем ни ночью нет покоя, где не смолкают кандальный звон, свист бичей, проклятия и богохульства. Где душит вонь. И откуда утрами выволакивают посинелые трупы.

Старший из черногорцев, видя слезы на его глазах, сказал:

— Не падай духом, Андрей. Найдешь новых друзей. И все может перемениться в одночасье.

Андрей вытер насухо глаза. И правда. Надо держаться. Держаться изо всех сил!

А черногорец будто в воду глядел.

Глава, В КОТОРОЙ АНДРЕЮ ПРИВАЛИЛА УДАЧА

Кара Мустафа, потряхивая бичом, расхаживал по понтону. Подгонял узников, занятых очисткой днища большой галеры. С помощью заведенных на мачты канатов она была положена круто набок, так что выступила из воды добрая половина подводной части.

Это была галера самого капудан-паши. Корпус ее сработан из благородной смоковницы. Корма в золоченой резьбе. К понтону ее пригнали двести молодых гребцов в красивых куртках и колпаках — вольные люди. На ее мачте развевалось окантованное желтым шелком красное полотнище с сурами из Корана и именем султана Мустафы Второго над скрещенными ятаганами.

— Шевелись!

Рука у Кара Мустафы тяжела. Бил он хлестко, с оттяжкой.

На понтоне работал и Андрей. Ножные кандалы, чтобы не мешали, он повесил на крюк у пояса. Велено было соскребать с днища наросты из водорослей и ракушек — они сильно замедляют ход судна, оттертые добела места смазывать разогретым салом. До этого пришлось вместе с другими галерниками вытащить из трюма и отнести на берег балласт — корзины с камнями, пушечные ядра. Тяжелые, в семь-восемь пудов весла снимали с уключин командами в несколько человек.

Наконец Кара Мустафа дал знак кончать работу, и Андрей устало опустился на бревно. Бездумно глядел на то, как неподалеку идет развод караула. Гремел, подымая великий шум, оркестр из медных труб и тарелок. Под эту музыку отправлялись за разводящим по постам янычары — смуглые молодцы в шрамах, с лихо закрученными усами.

Вскоре вернулись отстоявшие смену, разговаривая, смеясь, прошли мимо понтона. Позади, заложив руки за спину, шел их начальник. Андрей глянул мельком, и его словно обожгло. У янычара рассечена левая бровь, двойная родинка на щеке. Да это же внук того старика запорожца, что бродил по улицам Кафы и все рассказывал о своем внуке Грицько, ребенком проданном туркам… Точно, он — все приметы сходятся. Кликнуть или нет? Может, никогда больше его и не увидишь…

— Грицько!

Янычар дрогнул. Замедлил шаг.

— Эй, Грицько!

Обернулся наконец. Поглядел. Странные у него были глаза. Вроде бы светлые, славянские, но какие-то дикие, чужие. Подойдя, сказал с натугой:

— Я… Мехмет…

— По тебе дед горюет.

— Кто ты?

— Русский. Попал в плен к татарам.

Янычар все глядел да глядел. Не говорил ни слова.

— Видел в Кафе твоего деда. Он о тебе рассказывал. Как тебя лошадь лягнула…

И затуманился взор у янычара. Он поник головой. Видно, всплыли в памяти полустертые временем картины детства…

Привалила удача Андрею. Да еще какая! Его взяла к себе в услужение община янычар холостяков.

Сбиты с ног ненавистные кандалы.

— Вот, видишь, и пришло избавление, — сказал старший из черногорцев. — Рады за тебя. А нам отсюда уже не выйти.

Сын его харкал кровью, слабел с каждым днем.

Армия Оттоманской империи состоит из пяти одьяк — родов войск. Одьяк янычар включает в себя 229 орта, отрядов, причем 77 из них постоянно расквартированы в Стамбуле. Холостяки живут в казармах. Каждая казарма поделена на комнаты-общежития. Группа янычар, проживающих в такой комнате-общежитии, называется ода. У каждой ода свой знаменосец, свой повар, свой водонос, свои слуги.

Начальником такой ода был Мехмет.

Для Андрея началась новая жизнь. Чуть свет он бежал по соседним лавкам. Наведывался к армянину за заказанной янычарами пастурмой — копченой, густо начесноченной говядиной, или за шиш-кабабом — бараниной с зеленью и злым перцем. Потом в башанэ — харчевню, где готовят блюда из риса, овечьих ног и голов. Забирал у муаллеби джи — молочника — сметану, кислое молоко. Покупал чеснок, лук и всяческую зелень, которую так любят турки.

Свертывал, рассовывал по углам, распихивал по шкафам матрацы янычар.

Вооружившись ятаганами и дубинками, янычары отправлялись во главе с Мехметом на дежурство в Арсенал, или на охрану резиденций иностранных послов, или на обход площадей и улиц Стамбула. Андрей тогда должен был вымести спальню, наполнить водой кувшины.