Мальтийский крест

Что ж, спешить некуда, можно не спеша подумать. И не только о своих будущих семейных делах. В отношении Насти Ляхов его успокоил — если она его любит и сделала осознанный выбор — чего ещё желать? Если умеет держать слово, данное почти чужому человеку, то уж мужа наверняка не обманет. В себе он тоже был уверен, патологической тяги к любой юбке и тому, что под нею, не испытывал никогда, с юных лет. Как правило, все его прошлые романы больше напоминали дружбу с лицом противоположного пола, обладающим некоторыми приятными анатомическими отличиями. Длились такие дружеские связи не слишком долго и завершались обычно тем, что подруга находила себе более перспективного поклонника и партнёра.

Гораздо больше его сейчас занимала полученная от Ляхова информация по поводу «Братства» и его целей. Он ведь фактически ничего толком и не узнал. Что организация существует — безусловно. Что мощь её велика, даже — непредставима — тоже. Достаточно одного-единственного факта — переброски через век времени и несколько тысяч километров пространства целой дивизии со средствами усиления. Как человек сызмальства военный, Валерий представлял, что это такое. В обычных условиях на подобную передислокацию потребуется несколько десятков железнодорожных эшелонов и неделя времени, при условии, что поезда будут идти подряд, «зелёной улицей».

Но им ведь противостоят некие, соразмерно могущественные силы, иначе для чего всё?

Теперь ему предлагают записаться волонтёром на эту неизвестно чью войну. Против войны он ничего не имел, потому что ничему другому не учился и ничем не занимался. И получалось у него очень неплохо. С кадетского корпуса равнялся на такие образцы, как генералы Скобелев и Слащёв. Они импонировали ему не столько полководческими талантами (хотя и этим тоже), сколько возрастом. Особенно Слащёв — за три года дослужившийся от капитана до генерал-лейтенанта, в тридцать два года явивший миру столь яркий блеск таланта, что и пресловутый Моше Даян смущённо ковырял бы носком ботинка землю, доведись им встретиться. Даян, тот подавлял противника, кроме всего прочего, безусловным техническим и огневым превосходством, а Яков Александрович — исключительно сумасшедшей по невероятности тактикой и запредельной отвагой своих бойцов. Так что есть разница.

Но опять Уварова увело в сторону. Он ведь о другом думал.

В волонтёры записаться… Долг чести не препятствует, требует! С той минуты, когда он, спокойно и достойно попрощавшись с жизнью в кругу товарищей, готовился принять «последний и решительный» на последнем рубеже и вдруг увидел Михаила Федоровича Басманова во главе корниловского полка… Он готов расплатиться жизнью за ту сказочную помощь. Сказочную, иначе не скажешь. Другое дело — ночь в Берендеевке на сказочную совсем не походила. Обычная офицерская выпивка после смертного боя, когда «печенеги», штурмгвардейцы, дворцовые гренадеры и белые офицеры, побратавшись, дружно обмывали следующий кусок выпавшей, как шестёрка на игральном кубике, жизни, награды и звёздочки, полученные из «Высочайших» ручек. Даже вечный подпоручик Константинов стал наконец поручиком.

Тогда и сказал Уваров, сидя в обнимку с двумя корниловцами, Ненадо и Оноли, что если придётся — и они их так же выручат, не задумываясь…

— Да уж, — ответил худощавый, нервный Валериан, почти тёзка, — твоя рота нам под станицей Торговой в восемнадцатом году вот так бы пригодилась. — Он сделал чиркающее движение ребром ладони по горлу.

— Да что под Торговой, — возразил кряжистый, с грубым унтерским лицом Ненадо. — Вот когда за Минеральные Воды дрались…

— И что — Минеральные Воды? — спросил Уваров.

— Что-что! Хрен в пальто! Нас восемнадцать человек осталось, а всё полком считали. Хорошо эскадрон ингушей подскочил, с тыла красных порубали. А то б так и валялся между путями Игнат Борисович, в одних подштанниках и дыркой во лбу!

— Всё, мужики, всё, — заплетающимся языком говорил Валерий, с трудом дотягиваясь протянутой рукой до налитой рюмки. — Случись у вас чего — только позовите… Долг чести, господа, долг чести…

Об этом и вспоминал сейчас подполковник граф Уваров, прикуривая третью сигарету, сидя в тиснёной кожаной бонбоньерке[87] своей «Ласки» — двухдверной полуспортивной машины, купленной на последние деньги перед экспедицией в Одессу. Специально для Насти купленной. Чтобы со свистом прокатить любимую и по Москве, и до Питера, и до Ялты, если захочет. А не захочет — ну, значит, не захочет.

В «Братство» он, безусловно, вступит. Выбора нет никакого. Настя была в Южных морях на пароходе «Валгалла» — он нет. Настя — крестница Ляхова и совсем другого, незнакомого человека, представляющегося чем-то вроде Вотана (если они там все ориентируются на «Валгаллу», как на обитель богов, а не на нормальный пароход). Встретятся они сегодня — он спросит. Как ответит — так и будет.