Я коротко приказал: «Руки на затылок». Пленники повиновались. Мейсонье методично проверил, действительно ли мертвы пятеро убитых. Я был ему благодарен. Мне не хотелось брать эту работу на себя. Все молчали. Хотя сам я был в испарине, ноги у меня заледенели и как свинцом налились. Я прошелся по дороге. Всего несколько шагов. Повсюду кровь. Я видел ее, ощущал ее запах, пресный и в то же время терпкий. Ее багрянец показался мне ослепительно ярким на серо-голубом фоне дороги. Я знал, что скоро кровь потускнеет и станет черной. Непостижимая загадка человек. Драгоценнейшая кровь, в прежнем мире ее делили на группы, копили, хранили – и в то же самое время безжалостно обагряли ею землю. Я посмотрел на убитых: все пятеро – молодые. Над лужами, в которых они плавали, ни мухи, ни мошки. Пролита прекрасная, алая кровь – и пользы никому, даже насекомым.
– Господин аббат, – произнес вдруг худой пленник.
– Можешь не звать меня аббатом.
– Позвольте опустить руки. Извините, меня сейчас вырвет.
– Иди.
Он, шатаясь, побрел к обочине и рухнул на колени, упершись вытянутыми руками в землю. Я видел, как спина его конвульсивно содрогается, и сам почувствовал, что к горлу подступает тошнота. Я взял себя в руки.
– Эрве, подбери велосипед и базуку. И посмотри, убит ли Фейрак.
Обернувшись к пленникам, я приказал им опустить руки и сесть. И вовремя – они уже еле держались на ногах. Значит, коротышка с брюшком и лысиной – это Бюр, повар. Черные живые глаза, вид плутоватый. А тот нескладный парень, нервы которого сдали, это Жанне. Оба смотрят на меня с суеверным почтением.
Я узнал много нового. Накануне утром от полученной им ножевой раны умер Арман. Вильмен, едва обосновавшись в замке, выгнал Жозефу, он не желал, чтобы ему прислуживала женщина. Пищу готовил Бюр, а на стол подавал Жанне. С появлением Вильмена замок покинул и Газель, но этот по собственной воле. Он был возмущен убийством Лануая.
Я ушам своим не верил. И заставил их дважды повторить эту новость. Ай да бесполый клоун! Молодчина! Кто бы мог ждать от него такого мужества?
– Он не только из-за мясника, – добавил Бюр. – Газель не одобрял «излишеств».
– Излишеств?
– В общем, насилия, – объяснил Бюр. – Он это так называл.
Вернулся Эрве, катя велосипед, к которому была привязана базука. Щеки, обрамленные черной бородкой, побледнели, черты заострились. Он прислонил велосипед к откосу, снял одну из двух винтовок с плеча и подошел к нам.
– Фейрак жив, – сказал он беззвучно. – Он очень мучается. Просит пить.
– Ну и что?
– Что мне делать? – Я взглянул на него.
– Чего проще. Возьми машину, поезжай в Мальжак, позвони оттуда в клинику, попроси прислать карету «скорой помощи». А в ближайшее воскресенье мы отнесем ему передачу – апельсины.
Странное дело, несмотря на весь мой гнев, эти слова из прошлой нашей жизни наполнили сердце тоской.
Опустив голову, Эрве кончиком ботинка ковырял на дороге макадам.
– Не по душе мне это, – сдавленным голосом выговорил он.
Подошел Морис.
– Давайте я, – сказал он, посмотрев на меня, черные щелочки его глаз сверкнули. Этот не забыл ничего. Ни своего друга Рене, ни Курсежака.
– Я сам пойду, – сказал Эрве, словно очнувшись.
Он спустил с плеча ремень винтовки и удалился, с каждым шагом ступая все тверже. Я догадывался, что произошло: Фейрак попросил у него воды. И тут сработал рефлекс, присущий животному, именуемому человек. Фейрак становился табу.
Я обернулся к пленным.
– Итак, разберемся еще раз. Арман умер, Жозефу выгнали, Газель ушел сам. Кто же остался в замке?
– А как же, Фюльбер, – напомнил Бюр.
– И Фюльбер сидел за одним столом с Вильменом?
– Ну да.
– Несмотря на убийство Лануая? Несмотря на «излишества»? Жанне, ты ведь прислуживал за столом...
– Фюльбер сидел между Вильменом и Бебелем, – подтвердил Жанне. – И вот что я вам скажу, он пил, ел и веселился, не отставая от этих двоих.
– Веселился?
– В особенности на пару с Вильменом. Их теперь водой не разольешь.
Положение в Ла-Роке представилось мне совершенно в новом свете. Да и не только мне. Я вижу, как насторожился Колен, как посуровело лицо Мейсонье.
– Послушай, Жанне, я задам тебе очень важный вопрос. Постарайся говорить чистую правду. И главное – ничего не преувеличивай.
– Слушаю.
– Как по-твоему, это Фюльбер подбил Вильмена напасть на Мальвиль?
– А то кто же, – без колебаний ответил Жанне. – Я сам слышал, как это было.
– То есть?
– Да он ему все время твердил, что Мальвиль не так уж хорошо укреплен и ломится от богатств.
Вот именно, ломится от богатств. А Фюльберу двойная выгода – избавиться от опеки Вильмена в Ла-Роке и вышибить нас из Мальвиля. На беду, трудно доказать его сообщничество с убийцей Вильменом, ведь ни один из ларокезцев на их дружеских пирушках не присутствовал.
Послышался выстрел, он показался мне очень громким, но, как ни странно, я испытал облегчение. И то же облегчение прочел я на лицах Мейсонье, Колена, Мориса и даже обоих пленных. Неужели они чувствуют себя в большей безопасности теперь, когда последний из Фейраков убит?
Вернулся Эрве. В руке у него был поясной ремень, а на нем пистолет в кобуре.