Мальвиль

Я сам об этом думал. Но не сказал. Недоставало только, чтобы Тома упрекнул меня в алчности. А это было бы уж совсем несправедливо. Для меня тут важна не собственность, а безопасность. За недолгие минувшие месяцы я полностью отрешился от всякого чувства собственности. Я даже забыл, что Мальвиль когда-то принадлежал мне. Просто я боялся, что какой-нибудь энергичный субъект сколотит банду, захватит Ла-Рок и рано или поздно богатые земли станут залогом его могущества. А я не желаю, чтобы у нас был сосед, способный нас поработить. Но и сам не хочу порабощать Ла-Рок. Я хочу союза двух общин-близнецов, которые взаимно помогают и поддерживают друг друга, но при этом каждая сохраняет свое лицо[4].

– В таком случае, – сказал Мейсонье, – Фюльбера расстреливать нельзя.

– Это еще почему? – с вызовом спросил Тома.

– Надо постараться взять власть, не проливая крови.

– Тем более крови священника, – добавил я.

– Он не священник, а самозванец, – сказал Тома.

– Неважно, поскольку есть люди, которые ему верят.

– Допустим, – согласился Тома. – Но я все равно не пойму, к чему весь этот розыгрыш. Это же просто несерьезно, балаган какой-то!

– Пускай балаган. Но зато моя затея преследует совершенно конкретную цель: вынудить Фюльбера разоблачить себя как сообщника Вильмена перед всеми ларокезцами. А он сделает это с тем большим цинизмом, что воображает, будто сила на его стороне.

– А дальше что?

– А то, что это признание будет служить уликой против него, когда мы устроим ответный суд – над ним самим.

– И не осудим его на смертную казнь?

– Поверь мне, я сделал бы это с величайшей охотой, но тебе уже объяснили-это невозможно.

– Что же тогда?

– Не знаю, может, осудим на изгнание.

Тома остановился, мы остановились тоже, и подождали, пока повозка отъехала подальше.

– И ради этого, – заговорил он тихим, негодующим голосом, – ради того лишь, чтобы его изгнать, ты готов доверить свою жизнь четырем парням, про которых ровным счетом ничего не знаешь? Четырем вильменовским головорезам!

Я посмотрел на него. Наконец-то я понял, почему он так ополчился против моего «балагана». По сути,причина та же, что у Жаке. Он просто боится за меня. Я пожал плечами. На мой взгляд, я не рисковал ничем. Со вчерашнего дня Эрве и Морис могли нас предать десятки раз. Но не предали, а сражались бок о бок с нами. А двое пленников мечтают лишь об одном – чтобы их как можно скорее приняли в нашу общину.

– У них ведь будет оружие, а у тебя нет.

– У Эрве и Мориса будут винтовки с полными обоймами, у Бюра и Жанне – незаряженные. А у меня есть вот что.

Я вынул из кармана маленький револьвер, принадлежавший еще дяде, – я прихватил его из ящика стола, когда переодевался. В общем-то игрушка. Но так как после стычки у берегов Рюны я привык всегда ходить с ружьем, я чувствовал себя без оружия как бы раздетым. И я понял, что, несмотря на игрушечные размеры револьвера, при виде его Тома успокоился.

– А я считаю, – сказал Мейсонье, который со всех сторон, и так и эдак, обмозговывал мой план, – мысль дельная. Раз Жозефы и Газеля в замке нет, ларокезцы не знают, что Фюльбер спелся с Вильменом. А согласившись тебя осудить, он сразу себя перед ними разоблачит. Вот в чем суть, – повторил Мейсонье вдумчиво и веско. – В общем, затея дельная. Заставить врага саморазоблачиться.

Глава XVIII

«Суд» надо мной должен был состояться в капелле замка, так как церковь нижней части города сгорела в День происшествия. В былые времена в этой капелле по воскресеньям служил мессу священник, друг Лормио, и на эту службу в знак особого благорасположения приглашались именитые жители Ла-Рока и его окрестностей. С женами и детьми они составляли круг избранных, человек в двадцать. В семействе Лормио не принято было делить бога с кем попало.

Я уже говорил, что замок в Ла-Роке был построен в эпоху Ренессанса, то есть, по понятиям мальвильцев совсем недавно, но капеллу возвели еще в XII веке. Это был узкий продолговатый зал, его своды с нервюрами опирались на столбы, а те в свою очередь – на очень толстые стены, прорезанные рядом окон ненамного шире бойниц. В полукружии, куда вписывался клирос, своды были сложены иначе – снаружи их подпирали контрфорсы, а внутри – невысокие колонны. Эта часть капеллы в свое время наполовину развалилась, но ее с большим тактом восстановил архитектор из Парижа. Лишнее доказательство, что за деньги можно купить все, даже вкус.