Мальвина на закуску (СИ)

Я покорно назвала номер, и моя собеседница воскликнула:

- Это наш номер.

- Марина, с кем ты треплешься? – раздалось в трубке сердитое сопрано, - мне позвонить надо, вешай трубку.

- Простите, - воскликнула я, понимая, что, скорей всего, в доме два телефона на одном номере, - мне нужен Николай Сергеевич Киселев.

- Киселев? – переспросила женщина, - он здесь больше не живёт. Он продал нам квартиру, и переехал.

- А вы не подскажете его новый адрес, или хотя бы телефон?

- Вы из агентства?

- Из агентства? – удивилась я.

- Да, он нам недавно позвонил, и предупредил. Мол, от него прислуга ушла, хочет нанять новую. Обратился в агентство по найму, вернее, его супруга обратилась, и случайно продиктовала старый телефон. Они, конечно, исправили ошибку, но мало ли.

- Да, я из агентства, - воскликнула я, и возликовала.

Вот он, шанс. Шанс попасть в дом Киселевых, не вызывая подозрений, и всё там разведать.

Получив номер телефона Киселевых, я поехала к Диме. У него в это время шло совещание, я прождала минут пятнадцать, и, наконец, получила возможность пообщаться с ним.

- Что случилось, дорогая? – устало спросил он, глядя на меня. Выслушал меня, закурил, и покачал головой.

- Ты в своём репертуаре. Чего ты от меня-то хочешь?

- Мне нужна страховка, - пояснила я, - кто-то должен знать, чтобы, в случае чего, спасти меня.

- Что ж к своему супругу не обратишься? – ухмыльнулся он.

- Дим, - я подпёрла кулачком подбородок, - ты прекрасно знаешь, почему я пришла к тебе.

- Ладно, ладно, хорошо.

- А что ты своему любимому мужу скажешь? Куда исчезнешь на несколько дней.

Я задумалась. Действительно, надо что-то придумать, чтобы

Макс ничего не заподозрил.

- У меня идея, - подал голос Дима, - ты скажешь, что срочно

уезжаешь в Париж.

- Зачем? – задала я встречный вопрос.

- А ему не обязательно знать, зачем. Скажешь, договариваться о поставках... вина, или сыра.

- Устриц, - воскликнула я, - еду в Трувиль, чтобы договориться о поставках устриц в свой ресторан.

- Трувиль, - вздохнул Дима, - помнишь наши две недели в Трувиле? Нам так хорошо было вместе.

- Давай не будем, - воскликнула я, а на душе стало тоскливо.

- Малыш, - Дима встал из-за стола, подошёл ко мне и сел рядом, - вернись ко мне. Ты же несчастна, я вижу.

- Ты сам во всём виноват, - в который раз ответила я.

- В чём я виноват? Я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы всё было, как прежде. Делай, что хочешь, можешь разобрать мой склеп по частям, и сделать всё на свой вкус. Я стерплю всё, даже портреты кошек в спальне.

Я изумлённо уставилась на него. Димина квартира просто нечто, и я, особа невоздержанная на язык, называю его жилище склепом.

Его квартира больше напоминает средневековый замок.

Едва переступаешь порог, то создаётся ощущение, будто проваливаешься во времени и пространстве.

Всюду висят картины в дорогих, старинных рамах. Бордовые, либо кроваво-красные портьеры, старинная мебель.

Всё мрачно и темно, освещение тусклое. Дима не скряга, и на электричестве он не экономит, просто ему так нравится.

Я никогда не понимала его, и, оказавшись впервые в его квартире, испугалась. Тогда я попыталась что-нибудь там переделать, купила розовые занавесочки, подушечки, и тем же вечером Дима устроил мне скандал.

С тех пор я объявила ему войну.

Я поняла, что обстановка в квартире – его больное место.

Он любит готику, и поделать с этим я ничего не могу. И я стала покупать ему светлые костюмы.

Один раз, когда мы отправлялись на одно торжество, он заказал себе чёрный смокинг и белую рубашку, и дико бесился от того, что не может надеть чёрную.

Он несносен, и, зациклившись на одном, снесёт всё на своём

пути.

И я, желая позлить его, перезвонила портному, и велела

кроить ему костюм из белой ткани, а рубашку из зелёной.

Если учесть то, что портной этот был самого высшего класса, и никаких первых и вторых примерок не было, для Димы это стало неприятным сюрпризом.

Никогда не забуду его лицо, когда он приехал на приём. Я же, вместо предполагаемого маленького чёрного платьица одела алое, с невероятным декольте и вырезом до пупа...

Я завалила его шкаф светлыми вещами, наступая ему тем самым на больную мозоль.

И вот теперь он, преданно заглядывая мне в глаза, предлагал разгромить его любимый склеп! Ушам своим не верю.

- Что это с тобой? – удивилась я.

- Я уже не знаю, что мне сделать, чтобы быть с тобой. Сердце разрывается от тоски и любви. Лежишь ночью, вспоминаешь те сумасшедшие ночи с тобой, и дурно делается, как подумаю, что сейчас тебя целует Максим.