Мальвы

Настроение его поднялось. Он вспомнил молодые годы, польский плен, тревогу за ханский престол, турецкую неволю, и вдруг бурною волной ударило в сердце воспоминание… <Ты — хан>. Кто произнес эти слова, ставшие пророческими? Он и Сефер Гази едут из Ак-мечети в Бахчисарай отдать последний долг покойному Бегадыр-Гирею. Сефер Гази учит уму-разуму молодого Ислама. А навстречу — девушка, стройная, тонкая, совсем еще ребенок, и прекрасная, как распускающаяся роза на рассвете. <Ты знаешь, кто я, девочка?> — <Знаю, ты — хан>… Откуда она? Вспомнил, из Мангуша, назвала себя Мальвой. И он обещал найти ее, когда станет ханом. Но это было давно… Возможно, теперь она уже вышла замуж. Но он обещал, и его обещание должно быть платой за предсказание. Лукавить с судьбой нельзя. Надо найти ее и хотя бы поблагодарить… Да, в день намаза он примет посетителей, а Селима пошлет разыскать ее. Пусть просит у хана, что пожелает.

…После обеда в день намаза Ислам-Гирей оделся в легкий костюм воина и в приподнятом настроении, словно и не обременяла его тяжесть ханства, поскакал на коне к Ашлама-сараю, где должна была ждать его юная предсказательница из Мангуша. <Пришла ли, отыскал ли ее Селим? — думал он дорогой. — И что сказать ей, чем вознаградить? А может быть, все-таки спросить, не желает ли она, чтобы хан выполнил свое обещание?> При этой мысли радостное волнение охватило все его существо. Словно юноша, Ислам-Гирей соскочил с коня и стремительно вошел в покои, раздвинув обеими руками портьеры.

Посреди комнаты стояла девушка. Черные брови сошлись на переносице, лицо — бледное от волнения, черные как смоль волосы и темно-синие глаза.

Она стояла с открытым лицом, застыв, слегка вздрагивая. К ней подходил тот суровый и гордый хан, который небрежно бросал на головы людей медные монеты. Ой, нет, не он… К ней подходил тот самый рыцарь, которого она когда-то встретила в Ашлама-дере, — с мужественным лицом, острым пылким взглядом, с выдающейся вперед бородой…

Ислам-Гирей коснулся рукой ее лица и сказал, ласково улыбнувшись:

— Я не могу узнать тебя, красавица. Узнаю разве только твои глаза, синие, точно дарданелльские воды. Видишь, исполнилось твое пророчество, и я готов уплатить тебе свой долг.

— Медными монетами? — тихо спросила Мальва.

— Я сделаю все, что ты только пожелаешь. Но денег, помню, я тебе не обещал… — Ислам в минутном раздумье потрогал бороду… — Я тогда сказал…

— Ты сказал: <Будешь моей третьей, но первой женой>, - закончила за него Мальва, не сводя с хана зачарованного взгляда.

— Это память ума, Мальва, или память сердца? — спросил Ислам, пораженный непосредственностью девушки.

— Не знаю, не понимаю…

— Ты бы согласилась стать моей женой?

— О да! Как же иначе? Я ждала и верила, потому что эти слова сказал мне рыцарь. Только мама ничего не знает…

Хан повернулся к двери.

— Селим! — позвал он. — Скачи в Мангуш и привези сюда ее матушку. Скажи ей: хан кланяется в ноги матери самой очаровательной красавицы в мире и просит прибыть в свои покои…

Им овладела страсть настоящей любви, которой он не изведал до сей поры.

Он схватил Мальву на руки и прижал к себе.

Впервые в жизни Мальва ощутила силу и сладость мужских объятий. Инстинктивный женский протест овладел ею, она выскользнула из рук хана, обессиленная и жаждущая, как тогда — во сне на Чатырдаге.

— Ты великий и могущественный хан… Но я покорюсь тебе не потому, что ты хан. Я люблю… Умоляю, не делай меня наложницей в гареме…

— Не бойся, красавица моя. Завтра же мы сыграем свадьбу.

Вернулся Селим. Он был не таким, как прежде. В глазах, в которых всегда светились преданность и готовность в каждый миг умереть за хана, появились тревога, волнение, печаль.

— Хан, — сказал он, — ее мать… умирает.

Мальва ахнула, стремительно бросилась к выходу и побежала по ущелью. — Перед ее глазами мелькали разноцветные пятна: все, что произошло сегодня, казалось ей теперь сном, а действительность ошеломила страшным известием: умирает ее мать. Из-за нее, из-за нее, из-за нее…

Вбежала в хату. Стратон стоял у постели мрачнее ночи, враждебно посмотрел на Мальву.

— Ты отплатила ей за все. И за свое рождение, и за то, что не дала тебе погибнуть в этой страшной неволе…

— Умерла?! — закричала Мальва и упала на грудь матери. — Ой, ой, мама!

Мать открыла глаза, с трудом прошептала:

— Ты тут, дитя?.. О, моя Соломия… Не плачь, не плачь, я не больна, только сердце почему-то не слушается меня. Сколько ему довелось претерпеть… Я завтра поднимусь. И мы поедем на тихие воды… к ясным звездам… О, как я ждала этого дня! У нас теперь есть грамота, мы свободны… Зачем ты пошла к ним, доченька?

Мальва упала перед матерью на колени, прижалась лицом к ее желтой руке.