Читаем Мальвы полностью

Тимош молча пошел через площадь к тихим улочкам армянского квартала, а следом за ним — сеймен на коне. Вдруг Тимош расправил плечи, повернулся к сеймену и крикнул надрывным голосом, протягивая руки на север:

— Ложь! Там хозяин, там!

Он ждал: если ханский стрелец толкнет или ударит его нагайкой, он убьет его.

Но глаза у сеймена были ласковые и несколько удивленные, он соскочил с коня и, подойдя к разгоряченному юноше, с наивным любопытством спросил:

— Ихмелиски — твой отец?

— Да. Мой отец — гетман великой Украины, а этих собак в королевских кунтушах он собственными руками поймал под Корсунем, словно шелудивых шакалов в курятнике!

— Я видел его, это храбрый батыр, — промолвил сеймон с восхищением. Он оглянулся и еще ближе подошел к сыну гетмана: — Темиш, слышишь, Темиш, старый мурза Ихмелиски Джеджалий откуда-то знает меня, он сказал, что я с Украины. Скажи мне, верно ли, что я с Украины?

— Ты янычар! — пренебрежительно бросил Тимош. — Ты забыл свою веру и язык ради куска ханской пастирмы.

— О нет, Темиш. Янычары за морем, у султана, а я крымский и никогда не знал другой веры и языка, как наш, татарский. Но почему мне говорят, что я с Украины?

— Не знаю, хлопче, — остынув, ответил Тимош. — Может, тебя взяли в плен, когда ты был еще ребенком…

— Почему же я тогда вырос у цыган, скажи, Темиш?

— У цыган? Бедный ты мой брат… — вздохнул Тимош. — Ведь цыгане не одного ребенка украли на Украине для продажи. Как тебя зовут?

— Селим.

— Возможно, ты и Семен…

— Да, я сеймен, — сказал тихо Селим и добавил уже другим тоном, с гордостью: — Первый ханский страж!

— Бог смилостивился над тобой, избавил тебя от страшного греха братоубийства. Будь теперь хоть Селимом, хоть чертом. Все равно будешь воевать за Украину. Ты пойдешь вместе с ханом на помощь Хмельницкому.

Тимош сказал и пошел по тесной Армянской улице к дому Аветика-оглы. Селим прошел следом за ним и остановился. Стоял, пока Тимош не закрыл за собой дверь, и все ждал, не оглянется ли он и не скажет ли еще что-нибудь. Но Тимош не оглянулся…

…Ислам-Гирей вспомнил о Мальве только тогда, когда Хмельницкий выехал из Бахчисарая. Тоска и желание охватили его, он сбросил с себя тюрбан, плащ и направился в гарем. Остановился на пороге комнаты Мальвы и ждал, что она, как всегда, подбежит к нему, обнимет его, прижимаясь головой к груди. Но Мальва стояла возле мангала бледная, взволнованная и неподвижная.

— Что у тебя болит, Мальва? — хан прикоснулся рукой к ее голове.

— Ничего не болит… Ты давно не приходил. На то твоя воля… Я у тебя третья…

— О Мальва, любимая моя ханым. Пусть никогда не жжет тебя огонь ревности. Я не знаю никого, кроме тебя, с той поры, как ты стала моей. Твой повелитель занимался важными делами.

— Я слышала удивительное пение и видела чужих людей в твоем дворе. Кто они?

— Разве мало чужеземцев приходит ежедневно к хану? Пусть они не тревожат тебя. Могуществу Ислам-Гирея ничто не угрожает.

— Это были казаки?

Хан пристально посмотрел на Мальву. Что это у нее — любопытство, страх или, может, заговорила казацкая кровь?

— Я принес тебе, милая, бусы с красными рубинами, пусть украсят они твою грудь, я пришлю к тебе черкесских танцовщиц, чтобы развлекали тебя, проси у меня, чего твоя душа желает, — исполню, но о государственных делах не расспрашивай, это не женское дело.

— Спасибо, хан, — поклонилась Мальва, кладя бусы в шкатулку, но ее лицо не светилось радостью и в глазах не было прежней страсти. Словно выкупанная в ледяной воде, стояла перед Ислам-Гиреем Мальва — покорная, но холодная.

Шли дни, а Мальва чахла и увядала, словно лилия в Персидском саду, которую забыл полить садовник. Браслеты и рубины лежали забытыми в шкатулке, с покорностью рабыни ложилась Мальва на мягкие ковры рядом с ханом… Только тогда узнавал ее Ислам-Гирей, когда она склонялась над колыбелью сына, напевая откуда-то знакомую ему чужую мелодию.

<Что с ней случилось?> — терзался хан. Он любил Мальву первой, поздней, но, очевидно, и последней любовью, совсем забыл своих двух старших жен, которые задыхались в бессильной злобе от ревности; напрасно ждали его длинными ночами похотливые одалиски: красавица из Мангуша полностью полонила его. А теперь Ислам стал замечать, что теряет ее любовь, и ужас холодил его сердце: как он будет жить без нее?

— Разреши мне, хан, навестить мать, — попросила однажды утром Мальва. — Я давно не была у нее.

— Любовь моя! Я ведь никогда не запрещал тебе этого. Сейчас же велю подать карету.

— Позволь мне пойти к ней пешком…

Хан не ответил, а после обеда в комнату Мальвы пришел евнух и сообщил, что султан-ханым может пойти в Мангуш.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже