ЛИЗА. В тот день я была одна, и мне было скверно. Я пила. Сначала — понемногу, просто, чтобы тебя дождаться. Но ты всё не возвращался. Я продолжала. И чем больше я тебя ждала, тем больше мне тебя не хватало. Чем больше я тебя ждала, тем больше ты медлил с возвращением. Чем больше я ждала, тем больше ты надо мной издевался, меня презирал, топтал ногами! Я рассуждала трезво: если он никогда не говорит со мной о своих изменах, значит, он изменяет мне беспрерывно; если он никогда не рассказывает мне о других женщинах, значит, они у него есть постоянно; если он никогда не оставляет компрометирующих следов, значит, он хорошо организованный человек. Когда пьешь, веришь, что ты только что закрыл дверь перед своим врагом, в то время как на самом деле, ты его только что поселил в своем доме, окончательно и бесповоротно, задвинув засовы молчания. Пьешь, чтобы утопить идею, но она лишь становится всё более навязчивой. Хочешь рассеять подозрения, но под воздействием алкоголя они становятся лишь сильнее и явственней, ничто уже не мешает им овладеть тобой полностью. Я была уверена, что ты меня бросил. В начале бутылки это казалось мне вероятным, в конце ее — очевидным. Когда ты явился, я была пьяна от ярости. Я спряталась и потом нанесла тебе удар.
ЖИЛЬ. Ты думала, что я был с другой женщиной?
ЛИЗА
ЖИЛЬ. Ты думала, что я был с другой женщиной?
ЛИЗА. Ты волен делать, что хочешь, я не желаю этого знать.
ЖИЛЬ. Ты думала, что я был с другой женщиной?
ЛИЗА. У нас либеральный брак, ты бываешь, где хочешь, я тоже, и не будем больше к этому возвращаться.
ЖИЛЬ. Стало быть, ты это подумала!
ЛИЗА. О, прошу тебя, не пытайся уверить меня, что я ревновала.
ЖИЛЬ. Но ведь, честно говоря, так оно и было: ты ревновала.
ЛИЗА
ЖИЛЬ. Послушай, это, конечно, примитив, но ты ревновала.
ЛИЗА. Я — не примитив!
ЖИЛЬ. Не спорь! В обществе ты декларируешь широкие взгляды, а на самом деле даже мысль о том, что я могу прикоснуться к другой женщине, тебе невыносима.
ЛИЗА. Само собой! Как невыносимы и все пошлости на эту тему, произносимые с лукавым видом между первым и вторым блюдом!
ЖИЛЬ. Стало быть, либерализм тебе чужд?
ЛИЗА. О либерализме не может быть и речи!
ЖИЛЬ. Значит, ты ревнуешь?
ЛИЗА. Безумно!
ЖИЛЬ. Следовательно, наш брак не свободен?
ЛИЗА. Только теоретически. Абстрактно. Между сыром и кофе. Но не в остальное время.
ЖИЛЬ. Я не согласен.
ЛИЗА
ЖИЛЬ. Лиза, брак — это дом, у обитателей которого есть ключи. Если дом закрывают снаружи, он превращается в тюрьму, а обитатели — в заключенных.
ЛИЗА. А известны тебе люди, которые выходят из дома только ради того, чтобы сбежать оттуда? Ты — из их числа.
ЖИЛЬ. Нет.
ЛИЗА. Ты встречаешься с женщинами, у тебя — свидания, в тебя кипят желания.
ЖИЛЬ. Мое здоровье — это ты. А мои встречи — лихорадка.
ЛИЗА. Ты простуживаешься слишком часто.
ЖИЛЬ. Ты так думаешь. Но ничего об этом не знаешь.
ЛИЗА. Нет, но представляю…
ЖИЛЬ. Знаешь или представляешь?
ЛИЗА
ЖИЛЬ. Возможно, и больнее.
ЛИЗА. А как может быть иначе: ты ведь ничего мне не говоришь.
ЖИЛЬ. Все говорить нельзя. Представь, в тот вечер, ты права, я действительно был с женщиной.
ЛИЗА
ЖИЛЬ. С Розелиной, моим издателем.
ЛИЗА
ЖИЛЬ. Да. С огромной, неповоротливой Розелиной. Той, которую ты так мило зовешь безрогой коровой.
ЛИЗА. Но у нее ведь нет рогов, правда?