Причины тому были.
В студенческие времена Сеню и Римантаса таскали по одному делу.
Ну, запрещенная литература и все такое прочее, поэтому Сеня капитально верил другу. Тем более что жизнь Римантаса понемножку сложилась: он преподавал в университете, откуда в сорок восьмом его отца, известного литовского историка, увезли в Сибирь за
Мы не хотели ждать милостей от природы, вот и получили.
Как ученый, Сеня Шустов не мог с этим смириться. На старом служебном «газике» в свободное от работы время часто гонял за горизонт, за танцующие столбы смерчей — к Черным останцам. На Земле не так уж много по-настоящему древних мест. Черные останцы выглядели совсем древними. Безумно древними. Под каменными слоями, обожженными пустынным загаром, хранились доисторические тайны — отзвук сумрачных схваток трилобитов с первыми хищниками, шелест голых растений, еще не решившихся окончательно укрепиться на илистой суше. Для Сени Шустова мертвые растрескавшиеся скалы служили испытательным полигоном. Здесь он доводил до совершенства выведенную эмпирически научную формулу, способную в будущем уберечь человечество от стихийных бедствий и катастроф.
Заканчивая письмо, полное научных выкладок, Сеня не забыл указать старому другу Римантасу адрес небольшого ведомственного пансионата, расположенного в одном старинном русском городке на реке Великой, куда Сеню Шустова отправили на отдых. «В связи с общим переутомлением». Местные пастухи, перегоняя по пустыне горбатых бактрианов и еще более горбатых дромадеров, не раз замечали под мрачными скалами Черных останцев Сеню Шустова.
А главное,
Черные скалы. Сумрачные пески.
А на фоне выжженного латунного неба под растрескавшимися доисторическими скалами — маленький геолог Сеня Шустов, ужасной целеустремленностью напоминавший пастухам средневекового монаха.
Безумная жара, от которой балдели даже черепахи.
Медлительно пробираясь по каким-то своим делам, черепахи упирались лбами в камень и подолгу перебирали конечностями, буксуя в песке, как маленькие плоские сковороды. Никак до них не доходило, что неожиданное препятствие можно обогнуть. А маленький геолог Сеня Шустов, расставив кривые ноги, стоял под растрескавшимися скалами и, выбрав момент, выпаливал из ракетницы прямо в нависшую над ним расшатанную временем каменную стену.
Грохот, гром.
Шлейфы рыжей сухой пыли.
Лавина черных камней срывалась со стен.
Чудовищные глыбы с грохотом катились на Сеню. Еще мгновение — и геолог будет раздавлен мертвыми глыбами. Но как раз в это самое последнее мгновение крошечный человек выкрикивал:
—
Резонируя с рушащимися со скал камнями, высвобождаемая Сеней Шустовым латентная энергия живого разумного существа творила чудеса настоящие. Ведь (не забывайте) на дворе стоял 1981 год, как сейчас говорят, самый пик застоя.
В научной литературе, лаконично объяснял Сеня свое открытие далекому литовскому другу, не раз отмечался тот факт, что незадолго до землетрясения даже самые дурные собаки начинают выть, коровы мычать, ослы прямо заходятся в истеричных воплях, ящерицы и змеи выползают на горизонтальные плоские поверхности, то есть каждый живой организм в меру своих сил и возможностей пытается выразить раздирающие его чувства. И дело не просто в слепом инстинкте. Животные, повинуясь каким-то еще неизвестным законам, стараются обратить скрытую энергию своих организмов на грозящую им смертью опасность.
Правда, делают это вразнобой.
А вот если бы вместе…
—
Указанную формулу Сеня Шустов вывел эмпирически.
Он множество раз рисковал жизнью под Черными останцами, перебирая ряд известных имен — от Иуды до Македонского, от Торквемады до Ленина. Даже имя любимого Ганнибалова слона выкрикивал.
Эффективным, впрочем, оказался только указанный звукоряд.