Малый круг

Андрей поразился — закатные утки были точно такого же цвета, как глаза Анюты. О подстреленной утке он думать не хотел. Вдруг стало грустно, как если бы все уже было известно наперед.

— Итак, Баррас, бесстрашный корсар, хозяин озера и таинственного острова… Боже мой, что еще? А у меня была в детстве одна-единственная кукла — Дашка, ее потом Дельта изгрызла… Здорово тебе живется!

— Не жалуюсь, — ответил Андрей, — и никогда никому не пожалуюсь! Вот так! Так уж мне хорошо живется! Но ты… Ты, конечно, хочешь сказать, что я папенькин сынок, инфантильный, избалованный, сытенький… Что все мне подносят на блюдечке? Что я пижон — придуриваюсь, выпендриваюсь… Мне… Мне будет тебя трудно опровергнуть, но… это не главное. Мне кажется, есть и еще что-то… Понимаешь?

— Ты путано говоришь, хотя… мне всегда с тобой интересно… — Анюта жадно оглядывала простор, совсем как ее брат праздничный стол. — Но ты хоть отдаешь себе отчет, что, кроме этой твоей жизни, — Анюта обвела рукой остров, махнула в сторону дачи, — есть еще совсем другая жизнь, которой живет большинство. Там все по-другому. И все мы — там, в ней…

— Не надо меня перевоспитывать, — сказал Андрей, — это бесполезно. Я… никогда не исправлюсь. Всегда буду считать, что хорошо… то, как я сейчас живу!

— Но так нельзя, — прошептала Анюта.

— Можно, можно! — ответил Андрей. — Чушь какая-то. Вроде все время перед кем-то виноват, кому-то что-то должен. Учительница то стелется, а то вдруг волком зыркнет. Да что такое? Все как сговорились — подталкивают… Мол, виноват, должен! А почему?

— Но так нельзя… — испуганно прошептала Анюта.

— Да почему нельзя? — закричал Андрей. — Почему?

— Не знаю… Знаю, что нельзя! Не могу объяснить…

— А хочешь скажу, почему ты так считаешь? Ты просто мне завидуешь! Только мне не надо завидовать! Это бесполезно! Я…

— Да не завидую я тебе. Наоборот… Вот ты мне о себе рассказываешь, что ты думаешь, что читаешь, как живешь… А я думаю, господи, да зачем он взваливает на себя какой-то… бессмысленный груз? И главное, какая… какая польза-то от него… этого груза? Да откуда у него времени-то на все это хватает? Чем он занимается целые сутки? Я бы, наверное, со скуки умерла, вот так целыми днями сидеть и думать, думать… И ведь… все о себе. Как ты только сам себе не… противен.

— Не надо меня жалеть! — отрезал Андрей. — Все равно я никогда себе не опротивлю, слышишь, никогда! Потому что… не знаю ничего, что… есть… что более достойно… Я другого ничего не знаю! Я… никогда не согнусь! Я ненавижу хлюпиков! Я… всегда буду драться!

— Да за что драться? С кем? — спросила Анюта.

— За себя! — выдохнул Андрей. — Всю жизнь и за себя!

Анюта испуганно всплеснула руками.

— Я… никогда не слышала, чтобы кто-нибудь вот так… говорил. Вслух. Ты не боишься? Так нельзя! Я не знаю, но чувствую, что ты… Ну, как будто земля вот-вот тебя поглотит… Что-то случится! Что-то обязательно случится. Хоть ты и… все знаешь. Угадываешь как-то, хотя вроде и не должен. Откуда тебе знать, что я думаю, раз ты не знаешь, как я живу? Но… Ты все знаешь. И все равно, так нельзя! То, что ты сказал, — так нельзя! Хоть ты и угадываешь мысли и мои и Володины. Иногда я и подумать о чем-нибудь не успею, а ты уже почему-то все знаешь… Мне с тобой всегда интересно, поэтому я с тобой и… хожу. Но… нельзя! Что ты говорил — нельзя! Или… ты, может, шутил? Я… ведь не могу угадать… — Анюта, засмущавшись, отвернулась.

А Андрей уже не очень хорошо помнил, что гневно выкрикивал несколько секунд назад. Сейчас он ругал себя за недавнюю злобу. Кому, кому он мстил за страх, неуверенность? Анюте… Ну разве это не низко? Андрей неожиданно подумал, что, будь с самого начала покорна Анюта, не было бы никаких криков, потому что тогда не было бы страха. А сейчас… Сейчас он, похоже, своего добился. Анюта его боялась, потому что не понимала и поэтому была покорна. Так казалось Андрею.

Он попытался ее обнять, Анюта выскользнула, совсем как в прежние парково-подъездные времена. Темные волосы поправила, переложила со спины на плечи. Губы поджала, глаза опустила и сразу же стала похожей на девочку — капризную озорницу. Спроси ее: «Чего капризничаешь? Чего хочешь?» — не ответит, потому что сама не знает.