Малый мир. Дон Камилло

— Если б вы в свое время не шалопайничали, а учились как следует, то теперь…

— Синьора, тридцать лет ведь прошло!

Синьора Кристина надела очки и расправила плечи. Казалось, она помолодела на тридцать лет. И все остальные тоже помолодели лет на тридцать.

— Садитесь, — сказала синьора Кристина. Все расселись по стульям и табуреткам.

Синьора Кристина приподняла светильник и внимательно посмотрела каждому в лицо: это была беззвучная перекличка. За каждым лицом — имя и воспоминание о школьных годах.

Пеппоне сидел в самом темном углу, немного в стороне.

Синьора Кристина подняла светильник еще выше, потом опустила его и погрозила сухоньким пальцем.

— А ты иди вон, — сказала она твердо.

Шустрый попытался что-то возразить, но синьора Кристина покачала головой.

— Ко мне в дом Пеппоне не должен являться даже на фотографии! — воскликнула она. — Слишком много я от тебя натерпелась. Иди и больше мне на глаза не показывайся.

Шустрый в отчаянии развел руками:

— Синьора Кристина! Как же быть? Ведь Пеппоне — мэр!

Синьора Кристина встала, потрясая палкой:

— Мэр или не мэр, вон отсюда, не то уши надеру!

Пеппоне поднялся.

— Говорил я вам, — произнес он, подходя к двери, — слишком много она от меня натерпелась…

— Не забудь: здесь ноги твоей не будет, стань ты хоть министром образования! — пригрозила ему синьора Кристина, снова усаживаясь. — Осел!

Дон Камилло беседовал с Распятием в пустой и темной церкви, где горели лишь две свечи у алтаря.

— Не думай, что я усомнился в Твоих деяниях, — заявил он со вздохом, — но на Твоем месте я бы не допустил, чтобы Пеппоне стал мэром, да еще при таком муниципальном совете, в котором только два человека умеют как следует читать и писать.

— Образование еще ничего не значит, дон Камилло, — ответил Христос с улыбкой. — Главное — это идеи. Самые прекрасные речи ни к чему не ведут, если за красивыми словами не стоят конкретные дела. Прежде чем судить этих людей, нужно их испытать.

— Это правильно, — согласился дон Камилло. — Но я к чему завел этот разговор? Если бы выиграли люди адвоката, починка колокольни была бы мне обеспечена. Хотя, с другой стороны, если колокольня и обвалится, не велика беда, зато теперь в городке воздвигнут «Народный дом»: с продажей ликеров, танцами, азартными играми и варьете!..

— И зверинцем, чтобы держать там таких ядовитых змей, как наш дон Камилло, — закончил Иисус.

Дон Камилло опустил голову. Ему было неприятно, что он мог выглядеть таким злонамеренным. Потом он снова поднял голову:

— Зря Ты так плохо обо мне подумал. Ты знаешь, что для меня значит сигара. Так вот смотри, что я сделаю с ней, единственной, которая у меня осталась.

Он достал из кармана сигару и раскрошил ее огромной ручищей.

— Молодец! — отозвался Христос. — Молодец, дон Камилло! Я принимаю твое покаяние и твою епитимью. А теперь покажи, как ты выбрасываешь сигарную труху. Я ведь знаю: ты можешь засунуть ее в карман, а потом выкурить в трубке как обыкновенный табак.

— Но мы же в церкви! — возразил дон Камилло.

— Ничего, дон Камилло, пусть это тебя не заботит — брось табак вон в тот угол.

Дон Камилло исполнил, что было велено, а Христос одобрительно смотрел на него. В этот момент послышался стук со стороны ризницы и вошел Пеппоне.

— Добрый вечер, синьор мэр! — с преувеличенной учтивостью воскликнул дон Камилло.

— Послушайте, — сказал Пеппоне, — если христианин сомневается в каком-то своем поступке и приходит к вам, чтобы рассказать об этом, и если вы видите, что он наделал ошибок, вы ему об этом скажете прямо или промолчите?

Дон Камилло рассердился:

— Как ты смеешь сомневаться в моей прямоте? Первейший долг священника — указывать на все ошибки, совершенные кающимся!

— Отлично, — сказал Пеппоне. — Вы готовы принять мою исповедь?

— Готов.

Пеппоне достал из кармана потрепанную тетрадку и начал читать: «Сограждане, покамест мы тут приветствуем победу левых сил…»

Дон Камилло жестом прервал чтение и опустился на колени перед алтарем.

— Господи, — прошептал он, — я за свои действия не отвечаю.

— Я за них отвечаю, — сказал ему Христос, — Пеппоне застиг тебя врасплох, и тебе ничего не остается, как честно исполнить свой долг.

— Господи, но Ты отдаешь Себе отчет, что заставляешь меня работать на Агитпроп?

— Ты работаешь на орфографию и грамматику, а в них нет ничего бесовского или сектантского.

Дон Камилло надел очки, взял карандаш и переправил хромающий текст доклада, с которым Пеппоне собирался выступить на следующий день.

Пеппоне насупился и прочел.