Малый народ и революция (Сборник статей об истоках французской революции)

Огюстен Кошен МАЛЫЙ НАРОД И РЕВОЛЮЦИЯ

Шафаревич И.Р. Анатомия революции

В Природе существуют объекты, столь грандиозные, что люди их не сразу осознают. О них позже, чем о других, возникают вопросы: «как?», «почему?». Например: небо, земля. Такие же объекты существуют и в общественной жизни. К числу их относятся, по-моему, революции. Их описывают в воспоминаниях современники, ими восхищаются или им ужасаются, но попытки их понимания возникают гораздо позже.

А между тем феномен революций, казалось бы, прямо напрашивается на рациональное осмысление. Во-первых, потому, что они вовсе не являются неизменными спутниками человеческой истории — как, например, болезни и смерть, неизбежные для человека. Под революциями я подразумеваю перевороты, изменяющие весь политический и экономический уклад жизни. Было множество движений, направленных против власти, но на такой переворот не претендовавших. Типичным знаком подобных движений является столь распространенная в русской истории фигура Самозванца, как бы декларирующая, что на монархический строй это движение не замахивается. «Настоящие» революции мы видели в XX веке: Русская (Февральско-Октябрьская), Китайская, правление «красных кхмеров» в Камбодже и др. Конечно, и переворот 1989-93 гг. к этой категории революций относится. В прежние века таковыми были Английская и Французская революции. Можно относить к их предшественникам

5

разные движения XVI в., связанные с Реформацией в Германии. Может быть, гуситские войны в XV в. — но уж ничего в более раннее время. Античность, например, таких «революций» вообще не знала. Конечно, существовала жестокая борьба внутри одного государства. Кончалась она, в крайнем случае, казнями проигравших и захватом их имущества. Основной уклад жизни оставался тем же. Так что в историческом масштабе феномен революции является почти внезапно и дальше уже очень мало изменяется.

Вторым поразительным свойством революций и является эта их «одинаковость»: они все происходят как бы по одной схеме, словно одинаковые химические реакции или одна и та же болезнь у разных людей. Они все начинаются с разрушения «старого порядка», все участники испытывают восторг, льются прекрасные и длинные речи. Через некоторое время страна лежит в развалинах, наступает полный хаос, власти, собственно, нет. Тут наступает второй период, и власть, валяющуюся под ногами, подбирает самое радикальное меньшинство, способное на все для удержания и расширения этой, теперь уже своей власти. В частности, всех деятелей первого периода казнят, если они не успевают эмигрировать.

Еще одной общей чертой всех революций является претензия на всемирный характер. Про Октябрьскую революцию это всем известно. Во Французской — веяли те же идеи. Так, президент Конвента Грегуар говорил: «…все правительства нам враждебны, все народы — наши друзья и союзники; мы погибнем или все нации будут свободны». Более радикальные пуританские группы в Английской революции тоже требовали от Кромвеля объединиться с протестантами-голландцами, начать

6

войну с католическими странами Европы и «свергнуть папу с его престола». В нашем перевороте 1989-93 гг. ту же тенденцию можно видеть в несколько другом виде — «возвращения» или «включения» в «мировую цивилизацию». Нацеленные на преобразование мира, все революции ставят целью прежде всего преобразование человека, создание «нового человека». Революции совпадают даже в деталях. Для совершения их нужна война, от которой народ устал (на худой конец, хотя бы Афганская). Но Французская революция началась в мирный период — тогда революционеры сами объявили войну Европе. Как сказал Бриссо: «Война есть национальное благодеяние». В Англии парламент заставил короля объявить войну Шотландии, чтобы потом давить на него, отказывая во введении новых налогов. Даже такая, казалось бы, частная деталь: у главы государства жена — иностранка, которую обвиняют в измене и ненависть к которой внушают народу.

Именно для России, пережившей за один век две революции, осмысление этого явления — самая насущная задача. Конечно, написано множество работ по истории каждой из революций, есть и попытки их сопоставления. Но не видно, чтобы прояснялась сущность этого феномена, проявляющего себя в истории разных народов столь единообразно.

Работы французского историка Огюстена Кошена, в частности собранные в этой книге, как раз и относятся к числу тех, к сожалению, весьма редких исследований, которые пытаются осмыслить революции как единый феномен и выявить определенные закономерности в их зарождении и течении. Эти работы — самые первые шаги в создании будущей «анатомии революции». О. Кошен пишет

7

исключительно о Французской революции, но умеет увидеть в ней черты, которые мы сразу узнаем в других революционных переворотах.