Малый не промах

Феликс уронил ложку. В нашей семье давным-давно категорически воспрещалось расспрашивать о Метцгерах. Это табу было наложено главным образом ради меня. А тут я его сам нарушил, так же естественно, как подавал сладкое.

Старый Кетчем тоже удивился:

– Вот уж не думал, что кто-то из семьи Вальцев может вдруг спросить, как поживают Метцгеры!

– Я сам только раз в жизни спросил про них, – сказал Феликс. – Когда вернулся из армии. И больше не спрашивал. В армии я был вне опасности, завязал полезные знакомства и был уверен, что смогу хорошо зарабатывать и стану важной персоной.

Он действительно стал весьма важной персоной. В последствии он стал президентом Эн-би-си, жил в особнячке на крыше небоскреба, разъезжал в шикарной машине и так далее. Но его, как говорится, хватило ненадолго. Его выкинули из Эн-би-си двенадцать лет тому назад, когда ему было всего сорок четыре, и он никак не мог найти подходящего места. Для него этот отель был просто подарок судьбы.

– Когда я вернулся домой, я был, так сказать, «гражданином мира», – рассказывал Феликс. – Я мог жить в любом городе, в любой стране, а мог и не жить. Кому какое дело! В любом месте, где я мог поставить перед собой микрофон, я чувствовал себя как дома. И я отнесся к отцу, и к матери, и к брату как к жителям какого-нибудь несчастного, разрушенного войной городка, через который я проезжал. Они мне жаловались на свою жизнь, как жаловались пострадавшие в разрушенных городах, а я им машинально выражал сочувствие. Я им и вправду сочувствовал. Честное слово. Но я пытался во всем найти светлую сторону, как обычно стараются делать проезжие, и я спросил: что же эти Метцгеры, никогда не имевшие ломаного гроша, теперь будут делать со своим состоянием чуть ли не в миллион долларов? И матушка, которая была самым безобидным существом на свете, пока у нее не разрослись под конец все эти опухоли, – продолжал Феликс, – вдруг закатила мне пощечину.

А тут еще и отец заорал на меня: «Какое нам дело, что» Метцгеры будут делать со своими капиталами? Это их деньги, а не наши, понял? И чтобы я никогда больше про это не слыхал! Мы бедные люди! К чему нам засорять себе мозги сплетнями о всяких миллионерах!»

* * *

По словам Кетчема, Джордж Метцгер увез свое семейство во Флориду потому, что там, в Седар-Ки, продавалась какая-то еженедельная газета, потому, что там всегда тепло, и еще потому, что это очень далеко от Мидлэнд-Сити. За небольшую сумму он купил газету, а на остальные деньги – две тысячи акров земли около города Орландо.

– Правду говорят, что у дураков деньги не держатся, но бывает и по-другому, – сказал Кетчем по поводу этого капиталовложения, сделанного в 1945 году. – Эта неприглядная пустошь, друзья и сограждане, которую Джордж записал на имя своих детей – они и сейчас ею владеют, – превратилась в волшебный ковер, на котором раскинулась сказочная страна для родителей с детьми, прославившаяся на весь мир, – страна Уолта Диснея, «Диснейленд»!

Журчание воды аккомпанировало нашей беседе. Мы были далеко от океана, но бетонный дельфин рядом изрыгал тепловатую струю в плавательный бассейн. Этот дельфин нам достался вместе с отелем, как и метрдотель Ипполит Поль де Милль, занимавшийся вуудуу5. Одному богу известно, с какими тайными источниками связан дельфин. Одному богу известно, с какими тайнами связан Поль де Милль. Этот Поль де Милль утверждал, что он, если захочет, может воскресить давно умершего человека и тот встанет и будет разгуливать повсюду.

Я ему не поверил.

– Я вас потрясаю, – сказал он по-креольски. – В один прекрасный день я вам это показываю.

* * *

По словам Кетчема, Джордж Метцгер все еще жив, и живет он очень скромно – ему это нравится – и по-прежнему издает газету в Седар-Ки. У него есть в запасе небольшой капитал, так что ему все равно, покупают читатели его газету или нет. Но он, между прочим, сразу же потерял многих подписчиков: они стали выписывать новую газету, которая не разделяла убеждений этого Метцгера насчет войны, огнестрельного оружия, и что все люди – братья, и так далее. Но его дети – люди богатые.

– А кто-нибудь читает его газету? – спросил Феликс.

– Нет, – сказал Кетчем.

– Он не женился? – спросил я.

– Нет, – сказал Кетчем.

Пятая жена Феликса, Барбара, – первая по-настоящему любящая его жена – сказала, что ей страшно думать, как это старый Джордж Метцгер сидит один-одинешенек в Седар-Ки. Сама она родилась в Мидлэнд-Сити, как мы все, и окончила там обычную школу. Она работала в рентгеновском кабинете. Там они с Феликсом и познакомились. Она делала снимок его плеча. Ей было всего двадцать три года. Теперь она ждала ребенка от Феликса и бесконечно радовалась этому. Она свято верила, что дети – радость жизни.

Она носила первого законного ребенка Феликса. У него был еще незаконный ребенок в Париже, родившийся во время войны, и где он теперь – неизвестно. А все предыдущие его жены, конечно, знали, как предохранить себя.

И прелестная Барбара Вальд говорила про старого Джорджа Метцгера: