Малый трактат о великих добродетелях, или Как пользоваться философией в повседневной жизни

Как я уже упоминал, желательно, чтобы законы и справедливость двигались в одном направлении. На суверена это накладывает тяжкую ответственность. В наших демократических обществах эта ответственность лежит на законодательной власти. Но переложить весь груз забот на плечи парламентариев не получится. Власть никому не дается просто так: за нее надо бороться, ее надо защищать, и никто не подчиняется власти с большой охотой. Но было бы большим заблуждением мечтать об абсолютно справедливом законодательстве, которое останется только применить. Уже Аристотель показал, что справедливость не вмещается в рамки законных установлений. Равенство, к которому она стремится, есть правовое равенство, несмотря на существующее фактическое неравенство и даже несмотря на неравенство, возникающее из-за механистического или слишком негибкого применения законов. «Добро, – поясняет Аристотель, – есть право, но право не в силу закона, а в качестве исправления законного правосудия» («Никомахова этика», V, 14). Это позволяет применять общий закон ко всему множеству сложных случаев и меняющихся обстоятельств, увидеть каждую конкретную ситуацию в ее уникальности. При этом добрый человек будет в высшей степени справедливым – в том смысле, в каком справедливость стоит гораздо выше простого подчинения закону и является ценностью и императивом. Добрый человек, уверяет Аристотель, это тот, кто справедлив независимо от писаных законов. Доброму человеку равенство важнее законности, во всяком случае, он умеет корректировать негибкие и абстрактные положения закона в пользу более сложных императивов (ведь, повторимся, речь идет о равенстве индивидуумов, которые различаются между собой). Это может завести его далеко, часто вынуждая пойти наперекор своим интересам. Добрый человек – это тот, «кто способен сознательно избрать добро и осуществлять это в поступках, кто не требует точного соблюдения своего права в ущерб другим, но, несмотря на поддержку закона, склонен брать меньше, и этот душевный склад – доброта, представляющая собою вид правосудности и не являющаяся каким-то отличным от нее душевным складом» («Никомахова этика», V, 14). Назовем это прикладной справедливостью – живой и конкретной. То есть подлинной справедливостью.

Она не исключает милосердия (быть добрым, по Аристотелю, это прощать роду человеческому его обиды), но не исключает и наказания, но, чтобы наказание было справедливым, оно должно осуществляться без ненависти и гнева.

Для высшей справедливости потребны также ум, благоразумие, храбрость, верность, великодушие, терпимость. В этой ипостаси справедливость становится не просто одной из добродетелей, а своего рода объединяющей, наиболее полной добродетелью, включающей в себя все прочие. Аристотель подчеркивает, что это – величайшая из добродетелей, которой люди дивятся больше, чем свету вечерней или утренней звезды.

Так кто же такой справедливый человек? Это тот, кто ставит свою силу на службу закона и прав других людей, кто признает равенство людей, несмотря на существующее фактическое неравенство и различные способности и таланты каждого; тот, кто стремится установить такой порядок, которого быть не может, но без которого ни один существующий порядок не сможет нас удовлетворить. Мир сопротивляется этим усилиям. И человек им тоже сопротивляется. Поэтому приходится преодолевать сопротивление – прежде всего в себе, ибо каждый из нас носит в душе несправедливость. Вот почему битве за справедливость не будет конца. Царство справедливости нам недоступно. Вернее сказать, мы попадаем в это царство в той мере, в какой в него стремимся, прикладывая к тому все усилия. Благословенны алкающие справедливости, ибо они никогда не насытятся!

Великодушие