Малыш 44

Сегодня утром майор Кузьмин вкратце посвятил доктора в подробности неожиданной отлучки Льва. Тот ушел в самом начале очень важного допроса, сославшись на лихорадку и неспособность выполнять свои обязанности. Майора беспокоило странное совпадение во времени. Действительно ли Лев заболел? Или же его отсутствие было вызвано другой причиной? Почему он сначала уверял его в том, что чувствует себя нормально, а потом, сразу же после того, как ему было поручено допросить подозреваемого, стал утверждать обратное? И почему он пытался разговорить арестованного в одиночку? Поэтому доктор получил приказ разобраться в причинах и природе болезни Льва.

Исходя из собственного опыта, доктор полагал, еще даже не видя Льва, что болезнь того вызвана долгим пребыванием в ледяной воде. Не исключено также, что у него развилась пневмония, осложненная длительным употреблением наркотиков. Если дело обстояло действительно так, если Лев был серьезно болен, тогда Зарубину предписывалось действовать, как полагается врачу, и ускорить его выздоровление. В том случае, если Лев лишь притворялся больным, Зарубин должен был вести себя как сотрудник МГБ и усыпить его лошадиной дозой снотворного, введя его пациенту под видом лекарства. Лев окажется прикованным к постели минимум на сутки, что помешает ему сбежать и даст майору время решить, что делать дальше.

Согласно плану дома, нарисованному на стальной пластине, прикрепленной к бетонной колонне в вестибюле первого этажа, квартира № 124 располагалась в третьем здании на четырнадцатом этаже. Лифт, металлическая коробка которого была рассчитана на двоих — или на четверых, если вы не ничего не имели против тесноты и давки, — с лязгом вознес его на тринадцатый этаж, где остановился ненадолго, словно переводя дух, после чего преодолел последний отрезок пути. Зарубину понадобились обе руки, чтобы раздвинуть неподатливую металлическую решетку. На такой высоте от ветра, налетавшего в открытую галерею, у него начали слезиться глаза. Перед тем как повернуть налево и остановиться у дверей квартиры № 124, он на мгновение залюбовался видом запорошенных снегом московских окраин.

Дверь ему открыла молодая женщина. Доктор прочитал личное дело Льва и знал, что тот женат на Раисе Гавриловне Демидовой, двадцати семи лет от роду, школьной учительнице. Но в деле ничего не говорилось о том, что она была красива. А она была не просто красива, а очень красива, и доктор подумал, что в деле должно было содержаться обязательное упоминание об этом. Такие вещи имели большое значение. Он, например, оказался совершенно не готов к встрече с ней. Он питал слабость к красивым женщинам — но не к тем, которые демонстративно выставляли себя напоказ. Он предпочитал красоту неброскую и, если можно так сказать, недооцененную. И сейчас перед ним стояла как раз такая женщина: она не стремилась подчеркнуть свою красоту, совсем напротив — похоже, она прилагала все усилия к тому, чтобы казаться самой обыкновенной и незаметной. Волосы ее были уложены в обычную прическу, одежда была старомодной, если к ней вообще было применимо слово «мода». Очевидно, она не добивалась внимания мужчин, что лишь делало ее еще более привлекательной в глазах доктора. Завоевать такую будет непросто. Но и сладостно. В молодые годы доктор был изрядным дамским угодником и в определенных кругах пользовался большой известностью. Вдохновленный воспоминаниями о прошлых победах, он лучезарно улыбнулся ей.

Раиса мельком отметила испорченные зубы, пожелтевшие, очевидно, от долгого курения, и улыбнулась в ответ. Она не сомневалась, что МГБ пришлет кого-нибудь, пусть даже и без предупреждения, и теперь ждала, чтобы этот человек представился.

— Меня зовут доктор Зарубин. Мне прислали осмотреть Льва.

— А я Раиса, супруга Льва. У вас есть удостоверение личности?

Доктор снял шапку, вынул из кармана удостоверение и протянул ей.

— Прошу вас, зовите меня Борисом.

В квартире горели свечи. Раиса пояснила, что случилась какая-то авария и на всех этажах, начиная с десятого, наблюдаются перебои с электричеством. Время от времени у них случались отключения, которые иногда длились целыми днями. Она извинилась, сказав, что не знает, когда подача электричества возобновится. Зарубин даже пошутил на этот счет, не слишком, впрочем, удачно.

— Ваш супруг выживет. Он же не цветок. Просто держите его в тепле, и все.

Она поинтересовалась, не хочет ли доктор выпить чего-нибудь: горячего чаю, например, ведь на улице очень холодно. Он принял ее предложение и словно бы ненароком коснулся ее руки, когда она помогала ему снять пальто.

Войдя на кухню, доктор прислонился к стене, сунув руки в карманы, и стал наблюдать за тем, как она готовит чай.

— Надеюсь, вода еще горячая.

У нее оказался приятный голос, спокойный и мягкий. Она залила кипятком листики заварки в маленьком чайнике, прежде чем перелить его в высокий стакан. Чай получился крепким, почти черным, и, наполнив стакан до половины, она повернулась к нему.

— Вы любите крепкий чай?

— Да, сделайте его покрепче.

— Вот такой?

— Пожалуй, добавьте немного воды.