Малыш Гури. Книга первая. Там, где нас не ждут…

Вот показалась плита, ого, ширина метра четыре, не дурно, собачка почти посередине и морда нестрашная, на монстрика совершенно не похож. Так пока видно, надо глянуть на подарки, собачке, надеюсь всё равно, а мне приятно будет. Свёрток большой, мясом жареным со специями пахнет, точнее, хорошим шашлыком, потрогаем – ещё тёплый. Разворачиваем. А-м, какая вкуснятина! Я даже не заметил, как рука сама, без команды, схватила кусок и отправила в рот.

– Ты что творишь, а вдруг отравлено?

Подумал, пожевал, да не, не похоже. Забрался на каменное основание, прошёлся вокруг собачки, какая-то она грустная такая!

– Никто тебя не любит, никто не приласкает и к сердцу не прижмёт! – пришла из ниоткуда мысль, вместе со строчками из песни, и так мне захотелось её пожалеть, что взял из пакета два куска мяса, один запихнул себе в рот, а второй, правой рукой протянул собачке прямо под нос, левой нежно гладя по каменной голове, приговаривая с набитым ртом – бедненькая моя, на, поешь.

Оглянулся – вокруг темно, ничего не видно, блин, и уши у собачки мешают её гладить, торчат тут, каменные, и шёрсточка стала мягкой податливой, ты смотри, какая умница, и мясо берёт аккуратно, и язык у неё мокрый, шершавенький, и ушки прижимает, прелесть какая…Ты в своём уме?!

Я поднёс правую руку к глазам – куска мяса не было. Посмотрел на собаку и чуть не подавился. Передо мной сидел, виляя во все стороны хвостом, пёс, голова чуть ниже моей. Шершавый язык лизну меня в нос, я отстранился резко, сев на задницу. Псина, подставив голову, тёрлась ею о руку.

–Ни фигасе!

Кулон на животе сильно жёгся, терпеть становилось всё труднее, я еле сдерживался, чтобы не застонать.

– А не простая собачка, раз кулон так реагирует… Конечно не простая, каменная, а теперь живая, чего тут необычного?

А собачка начала сперва вынюхивать, а потом облизывать мою правую руку. "Откусит" – испугался я, – стоп, у нас же подарки от доброго старика, а там – мясо. При упоминании о мясе, желудок буквально взвыл голодным бизоном. Каким голодным, я же только недавно курицу вместе с костями умолол с хлебом, как та мясорубка. Нагнулся, подцепил правой рукой свёрток, подтянул, а мяса много. Подкрепимся!

Один кусок себе, два собачке, один себе три собачке – конечно, я жую, а эта бессовестная скотина глотает не прожёвывая.

– Эй, блохастый, прожёвывать надо, желудок побереги.

Не спеша прикончили мясо. И кто ты у нас, такой красивый? Пес улёгся рядом, положив голову мне на ногу, я легонько перебирал пальцами шерсть и думал.

– Что это? Моя галлюцинация, или реальный образ, заключённый в камень. Как перешёл из каменного забвения в живое состояние? Кто он, вообще! И молчит, гад, ни черта не говорит, я спрашивал. Спокойно с ним, легко на душе, ничего не беспокоит, совсем. Эй, пёсик, ты как, тебе спать не пора, а то меня уже вырубает. Надо укладываться.

Плита светилась, мягким, зеленоватым светом, слегка освещая все вокруг. Уходить не хотелось. Кулон на животе моём успокоился, жжение пропало.

– Ладно, пёс ты классный, но мне пора.

Поднялся, потрепал барбоса по голове, спрыгнул с постамента. А это что за железки старик оставил? Ну-ка, не понял?! Пустые ножны?! Пять длинных и три коротких. Бред! Ещё мешочек маленький и тяжёленький. Забираем всё в мешок. Всё, домой!

* * *

День девятый

Как к себе добрался, не помню, на автомате, наверное. Утром очнулся от голода и холода. Спал в столовой зоне, до спальни добраться сил не хватило. Полумрак пещеры настроения не поднимал. Вставать не хотелось, что-то я вчера уработался, всё тело ломит, как там будет по испански работал – "трабахо"? Вот-вот и я "утрабахался" по полной. Хорошо, что вечером, перед уходом, поставил уху готовиться, да и рыцарское угощение до конца не доел.

Воспоминание о колбасе и буженине подняли меня с постели получше подъёмного крана. Но сперва, посетил объект М и Ж, потом разжёг костёр, подвесил котелок с ухой разогреваться, расстелил ковёр с остатками трапезы на месте своей лежанки, разделся и сходу, прямо с карниза, вниз головой в воду сиганул.

– Б-рр!!! Бодрящая водичка!

Над заливом густой туман, не видно ничего ближе пяти метров. Покупался, освежился, настроение ползло вверх прямо пропорционально мыслям о завтраке.

Приём пищи затянулся на час, не меньше. Уха, с солью и специями, представляла собой произведение кулинарного искусства. Наваристая, мясо рыбы расслоилось, на вкус изумительное, бульон густой, тягучий, как армянский хаш. Хлеб решил поэкономить, взять его негде, а вот мясное всё подъел, хранить-то как? – холодильника рядом нет. У меня и так две тушки свежего мяса, кролик и какая-то птаха, а ведь ещё и рыбы кусков двадцать – двадцать пять осталось, их в первую очередь оприходовать надо, не то пропадут.