Малыш медвежонок

Медвежонок закрыл глаза. Он думал о маме. Здесь тёплый чай, вкусная еда, сказки. А мама где-то в холодной укиной норе. Хорошо ли ей там? "Там-там-там" – застучало медвежье сердце заливаясь до краев тревогой. Он должен её спасти. Сын медведя смел и силён. И никого не боится. Сердце с галопа перешло на марш. Они вернутся в свой домик у бурелома, будут вместе печь ягодные пироги, а вечерами непременно смотреть на звезды с полной кружкой теплого молока. И тогда мелодия зазвучала колокольчиком: ласково, нежно обнимала, весело смеялась, дарила надежду. Прекраснее неё, пожалуй, не было во всем белом свете. "Самое сильное сердце – то, которое любит. Ему ничего не страшно", – проговорила Нэ и мягкое, тёплое слово "любовь" скользнув по языку медвежонка, упало в кошелёк, что подарила Ко. И сам того не заметив, он крепко уснул. Во сне его не было тревог, колокольчики прогнали их своим звоном прочь, как ветер разгоняет хмурые тучи с небосвода. Лишь песня, от которой в груди становилось жарче, играла до самого рассвета.

Укина нора

Когда малыш проснулся, за окном давно расцвело зимнее солнце. Утренний чай ждал на столе, а новый день, хватая морозцем за пятку, звал в путь. Снегу намело пуще прежнего. Постаралась погодная ведьма – дорожку белым ковром застелила, чтоб мягко на санях ехать, эх, кабы они были…

– Пей чай да не печалься, – старая Нэ будто отгадала мысли. – Есть у меня кое-чего в сенях, погоди чуть-чуть, покажу.

Рядом юлой крутилась Мю. Ей не терпелось поскорее выйти на улицу. Но бабуля ставила брови домиком. "Пока не поешь досыта, стол тебя не отпустит", – говорила она, накладывая густой каши полную тарелку.

– Бее, – скорчила рожу Мю. – Не лучше ли позавтракать чем-то повкуснее?

– В жизни есть не только лепешки, Мю. – Нэ собирала лапой со стола крошки, будто драгоценные камушки и перекатывала их в ладони. – В каше смысла больше. А тому- герою, что её осилит, непременно полагается конфета.

Нэ хитро прищурилась. Она знала толк в волшебных словах как и то, что сладкая цель помогает справиться с любой кашей.

– До укиной норы вёрст 5, не больше. Но пешком идти по снегу долго придётся, – сказала она, жестом позвав малыша к себе, когда с завтраком было покончено. Из-под рогожи торчало что-то большое и знакомое.

– Не твоё-ль добро?

Медвежонок застыл на мгновение и подпрыгнув от радости завизжал: "Йёоо!!"

Его снежный жук стоял целехонький, дорожная сумка, карта, пуховое одеялко – всё на месте! Вот это радость!

– Давеча чертовка росомаха в ель влетела на повороте. Сама в сугроб, набив шишку, кувыркнулась, а сани-то вот – к нашему дому подъехали, хозяина дожидаться, – поведала Нэ. – Поделом ей-хитрюге, обманом нажитое удачи никому не приносит.

Медвежонок запрыгнул в сани, сердце его застучало – путь звал. Нэ понимающе кивнула – пора.

– Йёо! – крикнул малыш, благодаря за гостеприимство.

– Йёо-йёо!! – верещала Мю, прыгая рыбкой в снежные волны.

– Верь в себя, малыш!

Жук завелся и полетел быстро-быстро, превращая в маленькие рыжие точки Нэ и Мю. Позади оставалась гора, сад добрых волшебников, дерево-дом хозяйки леса и родной ельник. Так далеко от дома малыш медвежонок ещё ни разу не заходил. Ему вдруг стало немного страшно. Укина нора виднелась из далека – чёрная разинутая пасть с острым игольчатым забором из сосулек. Какой зверь мог вырыть такую? Не иначе, как зубастый, когтистый и, стало быть, крайне злой. Санки остановилось. Медвежонок обернулся, вот бы сейчас увидеть волка, великана, хозяйку леса или хотя бы Мю. Но рядом не было ни души. Маленький медведь крепко зажмурился и прыгнул вниз. "Йёооо," – пищал он, падая в темноту. Но к удивлению, приземление оказалось мягким – в стог сена. Медвежонок огляделся: солома была повсюду, а впереди мерцал огонёк. Он подошёл ближе. Большая восковая свеча, стоявшая в блюдце по средине, озаряла нору, а возле сидела крыса. Маленькая белая с красными глазкам и яростно грызла сухарь.

– Ууу? – спросил медвежонок. Крыса не шелохнулась.

– Мэ? – позвал тогда малыш. Но никто не ответил. Где-то вдалеке капала вода.

– Мэ! – закричал медвежонок так громко, как мог. Тишина в ответ окатила волной внезапного отчаяния. Крыса сверкнула глазенками и будто увеличилась в размере. Страх когтистой лапой сжимал маленькое медвежье сердце. "Мамы нет. Мамы здесь нет. Мамы нигде нет", – стучало в голове – «Все было напрасно». Надежда, что вела его весь путь, гасла вместе со свечой, погружая во тьму. Крыса росла. Уши, хвост, лапы стали огромные. Красные глазища смотрели прямо в душу, парализуя. "Хам", – клацнули острые зубы прямо у носа медвежонка. "Мэ", – позвал он тихо. И где-то вдалеке, может даже в самом его сердце, послышался тихий звон колокольчиков, похожий на мамин весёлый смех. "Мэ!Мэ!" – радостно вскричал медвежонок, давая песне колокольчиков звучать все громче:

"Я мамин медвежонок

Я шёл сквозь снег и страх.

Карабкался на гору и ехал на санях,

Мне волки помогали и грозный великан.

Но ради милой мамы, я здесь, а мог быть там....

Эйя-эйя-эйя – йёоо!Эйя-эйя-эйя – йёоо!"