Эти бесхитростные слова, полные обещания, бесконечно сильно за душу трогают. А дальше все по накатанной идет. В роддоме у меня будто определенный набор функций прописан. В нужный момент я - эспандер, а в свободное от этого время – мальчик на побегушках: приношу воду, зарядку для телефона, разговариваю с врачом, которая, к моему раздражению, то и дело выходит куда-то по своим делам. Так и хочется рявкнуть, чтобы она сидела возле Алены и облегчила наконец-то мучения моей любимой. С трудом сдерживаю тревогу и переживания за Алену.
Несмотря на разговоры с животиком и ожидание малыша, все мои мысли сосредоточены исключительно только на ней. Жена здесь – она смысл моей жизни, а малыш что-то не совсем реальное. Любовь к малышу формируется через женщину и на момент родов до конца ещё не оформлена. А вот любимая женщина, которая страдает во время родов — это настоящая душевная боль. Сжимаю каждый раз сильнее зубы, стирая их практически в порошок, когда очередной жалобный стон с губ любимой срывается. Чувствую себя непривычно беспомощным. Все и всех проклинаю, в том числе и себя. Молюсь о том, чтобы роды прошли благополучно.
Если бы Алена попросила, я бы не задумываясь, прямо на «передовую» отправился. Так я про себя процесс родов окрестил, как только порог этого «дома мук» переступил. Раньше я не понимал тех мужиков, что присутствуют на родах, а сейчас я готов на все, что угодно, лишь бы для моей девочки создать чувство защищенности и вселить уверенность, что все будет хорошо. Когда произношу следующие слова, я полностью уверен в себе и в своих силах. Теперь все зависит только от ответа жены:
– Любимая? – поглаживаю пальчики, что от боли впились в мою руку так, что пару раз, клянусь, мне казалось, кости раздробит. — Если ты хочешь… я останусь с тобой.
Впервые за все время Алена всецельно обращает внимание на меня. В ее затуманенных от схваток глазах плещется ничем не прикрытое изумление и благодарность.
– Я уже говорила, как тебя люблю?
Голос моей девочки дрожит, и я начинаю чувствовать легкие спазмы тошноты. Какого черта это так болезненно? Никогда даже на мгновение не задумывался, через что приходится пройти женщине, чтобы на этот свет появился новый человек.
– Говорила, — целую гладкую кожу лба, слегка покрытую испариной.
Нежная ладошка ложится мне на скулу, большой палец скользит по грубой щетине. – Мой ответ… нет! – смотрит прямо. В глазах решимость горит, а главное, такая сила, что даже я - крепкий мужик, силе духа хрупкой девочки поражаюсь. – Я справлюсь, вот увидишь.
Не спорю, не настаиваю.
Мне главное, чтобы Аленушка чувствовала себя комфортно. Будет все так, как она пожелает.
– Иди, милый, – мягко прогоняет. - Дай мне родить нашего сына.
Почти не помню, как меня выпроводила акушерка за дверь, похлопывая по спине, двусмысленно улыбаясь, каждым словом намекая на ничтожность моего участия в этом процессе: уважаемый, не мешайте. Вы уже и так сделали ВСЕ, что могли. Со счета сбился, разглядывая вновь и вновь следы аккуратных полукругов, что остались на моей коже руки от ногтей Алены, когда ее очередная болезненная схватка накрывала. Совсем не помню сколько за несколько часов потеряно наматывал километры, вышагивая туда-сюда по коридору. Я и раньше, конечно же, задавался вопросом, что чувствует любящий муж, когда его жена рожает?
Теперь я знаю ответ.
Самое страшное для мужчины - бессилие помочь любимому человеку. Это очень больно и очень опустошающе. Впервые за год, а то и два, меня пробило дикое желание покурить, но я почти сразу же его пресек. Алена бы это точно не одобрила.
За окном светает.
Сколько же, черт возьми, времени прошло?
Снежинки, кружась, падают на дорогу, когда я наконец-то слышу пронзительный крик младенца. Мурашки проносятся по коже.
Осознание где-то тормозит, задерживается, но через мгновение до меня доходит, что мой сын родился!
Еще несколько минут мучительного ожидания, проведенного в каком-то полутрансовом состоянии, и мне разрешают вернуться в родильный зал. Перед этим акушерка наряжает меня в одноразовый халат, бахилы, заставляет надеть медицинскую маску и… спустя пару минут я вижу Алену.
Такая бледная и слабая, что первый раз за все время, у меня по-настоящему защемило сердце.
Какая-то подозрительная влага собирается в уголках глаз, когда я вижу ее искусанные до крови губы и слышу тихие слова:
– Я тебя не ругала, ни разу не ругала. Я тебя люблю.
Наклоняюсь над женой и бережно целую в нежную щечку.
- Спасибо, родная, за сына, - шепчу едва слышно, чтобы не потревожить крохотного человечка у нее на груди, что почти скрыт под пеленкой и руками жены.