Малыш пропал

— Возможно, — согласился Пьер. — Но она, разумеется, знала или догадывалась, что Жанна участвует в Сопротивлении, а такие люди берут к себе детей не ради удовольствия. Жанна взяла с собой малыша, и уже одного этого было довольно, чтобы предположить, что малыша прячут, а отсюда и ее идея насчет кюре.

— Вероятно, — согласился Хилари. Впервые он сознательно попытался представить лицо своего неведомого сына, но только и видел, что пустой овал под одной из тех серых фетровых шапочек, какие носят английские мальчики на побережье. — Полагаю, вы после этого отправились к кюре, — сказал он.

— Кюре умер, — огорченно сказал Пьер. — Это была еще одна неудача. Умер примерно через три недели после ареста Жанны. Нет, в его смерти, кажется, не было ничего зловещего, — сказал он в ответ на вопросительно поднятые брови Хилари. — Он был глубокий старик и однажды ночью мирно скончался во сне просто от старости.

— Конец, возможно, и мирный, да только чертовски несвоевременный, — заметил Хилари.

— Что-нибудь о нем разузнать оказалось отчаянно трудно, — сказал Пьер. — Он удалился от дел лет за двадцать до того — у него, видно, были небольшие сбережения, — жил один в своем убогом домишке и углубленно толковал какую-нибудь незначительную особенность вероучения. Вот и все, что мне удалось почерпнуть от его соседей и от доктора, который его лечил. И, похоже, не было никаких свидетельств, подтверждающих рассказ о том, что он укрывал детей от гестапо. Обратите внимание, — сказал Пьер, как профессионал, оценивающий работу, исходя из самых высоких критериев, — если он и правда укрывал детей, никаких свидетельств и не должно быть. А если бы были, значит, никуда он не годился.

— Неужели у него не было домоправительницы или кого-то в этом роде? — попытался подсказать ему Хилари.

— Нет, не было. Приходила на несколько часов в день полупомешанная девчонка. Я с ней виделся, толку чуть, она явно слабоумная. Бывала только по утрам и ничего не знала ни про кого, кто мог заходить в другое время. В одном только была уверена: никогда, ни разочку не видала там ни единого дитенка.

Пьер широко, торжествующе улыбнулся — он показал Хилари долину глубоко в горах, окруженную непреодолимой на вид стеной скал, но опытный проводник непременно обнаружит проход в следующую долину.

Хилари история эта казалась занимательной, как любая другая из тех, что рассказывали ему, прикованному к одному месту, скитальцы военной поры.

— Как же вы действовали дальше? — спросил он с искренним, но лишенным всякого волнения интересом, полагая, что сейчас услышит, как была найдена тропа, как скалистая стена была преодолена.

— Я исколесил всю улицу Вессо, с кем только не разговаривал: с почтальоном, с торговцем канцелярскими товарами, с владельцем кафе — с людьми, которые могли бы мне рассказать о контактах старика. На поверку выходило, что не было у него никаких контактов. Не было решительно ничего, что давало бы основание связать его с рассказом Жанниной консьержки. И однако как раз это и заставляло меня упорствовать, убеждало, вопреки всякой логике, что он не только вел подпольную работу, но вел ее на редкость умело.

Однажды, когда я выпивал в кафе напротив дома кюре, ко мне подошла жена хозяина и сказала, что мадам Трийо, владелица овощной лавки в соседнем доме, думает, что она знает кое-что, что может мне быть интересно. Разумеется, всем, кого я расспрашивал, я говорил, что именно ищу. Я не хотел вызывать у них подозрительность или враждебность, и, как и следовало ожидать, они отнеслись ко мне чрезвычайно участливо и очень хотели помочь.

Хилари стало не по себе. Он никак не ожидал, что его тайная боль может стать предметом общего сочувствия. Пьер заметил, что он как-то отдалился, замкнулся, и продолжал спокойно:

— Мы должны быть очень благодарны мадам Трийо. Она единственная высказала дельное предположение. Она сказала, чтобы я обратился к мадам Кийбёф в Импас де ла Помп.

— И кто она такая? — спросил Хилари.

Но Пьер уже указал тропу, по которой надо идти. До надлежащего времени он не станет знакомить с маршрутом, каким она поведет по следу меж скрытых облаками пиков.

— Мадам Кийбёф — та, к кому я сейчас вас поведу, — сказал Пьер. — Не стану рассказывать вам о ней. Хочу, чтобы вы отнеслись к ее словам без всякой предвзятости. Она нас ожидает. Допьете чай и пойдем.

— Я готов, — сказал Хилари. Он жаждал выкачать из Пьера всю историю целиком, знать ее, отфильтрованную от восприятия Пьера. Он страшился этого бесповоротного задуманного Пьером движения вперед, к той минуте, когда принимать решение придется наконец ему самому.

Глава третья

Они вышли из ресторана, и Хилари спросил:

— Пешком туда не слишком далеко?

— Если вы не против идти пешком, нет, не слишком, — с сомнением сказал Пьер.

— Совсем не против, наоборот. Вы забыли, ведь последние пять лет, пока вы, молодцы, колесили по всему свету, я безвылазно сидел в офисе. К тому же я, в сущности, сельский житель, — прибавил он вдруг.

— Правда? Вы выросли за городом?