Малыш пропал

— Да, — согласился Пьер. — Но есть очень большая степень вероятности. Мы знаем, Жанна была знакома с кюре. По-видимому, ей было известно, что он уже помещал других детей в безопасные места, и когда она поняла, что дальше держать мальчика у себя опасно, а на его устройство остается совсем мало времени, она, естественно, обратилась к кюре. Время примерно совпадает.

Мадам Кийбёф не очень уверена, когда именно забрала ребенка, но по тому, что она говорит, это было за неделю-две до Рождества. Ну вот, Жанну арестовали десятого декабря, и если предположить, что ребенок пробыл у кюре неделю до того, как старуха его забрала, так оно в общем и выходит. И еще одно: я попросил сделать анализ крови ребенка, и его группа крови совпадает с вашей. Согласен, это не решающее доказательство, но вместе со всем остальным заставляет очень серьезно задуматься.

— Слишком многое неясно, — упрямо возразил Хилари. — Например, вопрос о пальто. Не забудьте, была середина зимы. Мы знаем, когда Жанна уводила моего ребенка, он определенно был в пальто, — почему же в холодное время кюре отправил его из дому без пальто?

— Мне приходит на ум множество причин, — сказал Пьер. — Возможно, кюре подумал, что пальто мог бы опознать кто-то, кто видел ребенка с Жанной, и, если гестапо искало его, это вполне могло случиться. Возможно, мальчик попал под дождь и пальто намокло — не наденешь. Или, и это скорее всего, когда кюре дал мальчику транквилизатор, чтобы он не плакал и не шумел, он был без пальто, а потом, попозже, пришла мадам Кийбёф, и кюре просто забыл про пальто — он ведь старый был. Помните, первый ребенок, которого она взяла у кюре, был в одной только ночной рубашонке, а нужную одежду приносили, когда детишек у нее забирали.

— Все это вполне правдоподобно, — нехотя согласился Хилари. Ему почему-то отчаянно хотелось спорить со своей недавней уверенностью, что это его сын. — Беда в том, что хотя, он, может быть, и мой мальчик, но также может быть, что не мой. Мне приходит на ум столько других вероятностей. Например, кюре мог переправлять таких детей не только через мадам Кийбёф, у него могли быть и другие контакты. Потом, мы ведь не знаем наверняка, что Жанна отвела моего мальчика к кюре. Она могла отвести его совсем в другое место. Он даже мог попасть в руки гестапо и, быть может, умер в одном из тех поездов, о которых вы рассказывали, или превратился в счастливого представителя нордической расы в каком-нибудь немецком семействе. Вам это не приходило в голову? — вызывающе прибавил он.

Пьер терпеливо вздохнул.

— Конечно, приходило. Но если что-то такое и случилось, вы никогда этого не узнаете и никогда его не найдете. Единственное, из чего мы можем исходить, что в руки гестапо он не попал. Лично я уверен, что не попал. Жанна отлично знала свое дело, и уж если она повела мальчика в безопасное место, значит, место и впрямь было безопасное.

— И все-таки уверены вы быть не можете.

— Не могу.

— Даже если исходить из того, что он, безусловно, во Франции, — продолжал спорить Хилари, — не хочу я предъявлять права на этого ребенка, а вдруг потом где-то еще найдется мой собственный.

— Не будет этого, — сказал Пьер. — Уверяю вас. Поверьте мне, Хилари, если этот мальчик не ваш, своего вам не найти.

Если только я смогу этому помешать, прибавил он мысленно. Через него никогда Хилари не узнает о мальчике, который гримасничает и распускает слюни в сумасшедшем доме в Туре и по датам, анализам крови и по всему прочему, что о нем известно, может быть сыном Хилари. Не расскажет и о другом мальчике, единственном утешении пары, живущей близ Лиона; их двух сыновей поймали гестаповцы, и они умерли под пытками. Если малыш Бубу, который прошел такими извилистыми путями, что теперь уже никому не дано их проследить, не сын Хилари, значит, его сын навсегда так и останется ненайденным. Пьер представил себе уверенно счастливое лицо одного ребенка, слабоумное слюнявое лицо другого и отогнал их от себя. Он искренне верил, что из всех трех детей тем, кого они ищут, скорее всего может быть малыш Бубу.

— Вы сами видели этого ребенка? — спросил Хилари.

— Нет. Я думал, вы захотите, чтобы мы завтра поехали в А…

— Если бы только я мог быть уверен, — сказал Хилари.

— По-моему, единственная возможность увериться — поехать и самому посмотреть на мальчика. Что касается меня, я очень верю в инстинкт. Если он и вправду ваш сын, вы это почувствуете, как только глянете на него. И даже если инстинкт вас подведет, — а это с ним бывает, когда мы чересчур цивилизованны, чересчур интеллектуальны, — остается еще возможность обнаружить бесспорные доказательства, которые собрать можете только вы. Вы знаете вашу семью: может быть, вы заметите у него какие-то повадки, свойственные исключительно вашей матери, или он окажется похож на фотографии вашего дяди в его возрасте. И не только это: если вы познакомитесь с мальчиком и немного с ним поговорите, он может вспомнить что-нибудь о своей прошлой жизни и окружении — такое, что, кроме вас, никому ничего не скажет.