Малыш. Путешествие стипендиатов: [Романы]

Хижины или лачуги поселка Риндок, называемые в просторечье «cabins»» все, как одна, крыты соломой, расцвеченной порослями левкоев и молодила, — явно недостаточная защита от зимних дождей. Соломой покрывают лачуги из высушенного ила, с добавкой плохого щебня, и стены этих жалких жилищ всегда испещрены трещинами. Подобные, с позволения сказать, сооружения нельзя даже сравнить с негритянскими хижинами или избами камчадалов. Их нельзя даже назвать лачугами и развалюхами. Невозможно было бы даже себе представить, что такая конура может служить жилищем человеческому существу, если бы не струйка дыма, выходящая через конек крыши, поросшей бурьяном. Дым не является продуктом сгорания дров или угля — так сгорает торф, добытый на соседнем болоте — рыжеватого оттенка, сочащийся темной водой, с зеленоватым налетом вереска, из которого бедняки Риндока нарезают бруски топлива[124].

Таким образом, в этих бедных графствах все-таки не умрешь от холода, но вполне реален риск голодной смерти. Хорошо еще, если земля вдруг расщедрится на кое-какие овощи и фрукты. Здесь чахнет все, за исключением картофеля.

Ну а что же может добавить донеголский крестьянин к этому продукту? Иногда утку или гуся, скорее диких, нежели домашних. Что касается дичи, зайцев или куропаток, то она принадлежит лендлорду. Кроме того, по оврагам пасутся козы, дающие немного молока, в лужах похрюкивают свиньи с черной щетиной, умудряющиеся жиреть, роясь в жалких отбросах. Свинья тут — настоящий друг, член семьи, подобно собаке в более благополучных странах. «Ренту платит джентльмен» — гласит известное и совершенно справедливое выражение мадемуазель де Бове.

Вот как выглядит внутреннее убранство одной из самых жалких лачуг поселка Риндок: одна-единственная комната с двустворчатой дверью — створки ее искривились, и вся она источена червями, два отверстия, справа и слева, пропускают свет через перегородку из сухой соломы и служат одновременно для доступа воздуха; на полу (точнее, на земле) — «ковер» из грязи; на стропилах — спутки паутины; в глубине вырисовывается очаг с трубой до самой соломенной крыши; в одном углу — убогое ложе, в другом — подстилка. Что касается мебели, то чаще всего это колченогая табуретка, покалеченный стол, ушат, покрытый пятнами зеленоватой плесени, прялка со скрипучим колесом. Домашняя утварь ограничивается чугунком, глубокой сковородкой, несколькими мисками, никогда не мытыми, хорошо еще если изредка вытертыми. Двух-трех бутылок и считать не стоит — их наполняют водой из ручья, после того как выпиты джин или виски. И повсюду висят или валяются лохмотья, какое-то тряпье, уже совсем не напоминающее одежду; отвратительное белье, либо замоченное в ушате, либо сохнущее на конце шеста снаружи. На столе — неизменный пучок лучины, расщепляемой по мере надобности. Короче говоря, нищета во всем своем омерзительном обличье — нищета, бьющая в глаза, такая же, как и в бедных кварталах Дублина и Лондона, Клеркенуэлла, Сент-Гайлза, Мерилбоуна, Уайтчепела, ирландская нищета, загнанная в гетто в глубине столицы Ист-Энда! Однако воздух в горловинах Донегола не отравлен зловонием; здесь люди дышат живительной атмосферой гор; легкие не наполняются ядовитыми миазмами, смертоносными испарениями больших городов.

Само собой разумеется, что в конуре, где провел около двух лет Малыш, единственное убогое ложе было предназначено для Хад[125], а подстилка — детям, да и лучина, используемая в качестве розог, — тоже им.

Хад! Да, именно так и звали «воспитательницу», и имя как нельзя более к ней подходило. Это действительно была самая отвратительная мегера[126], какую можно только себе вообразить, лет сорока — пятидесяти, длинная, крупная, с жидкими спутанными нечесаными волосами. Истинная гарпия[127], с глазами, едва проглядывавшими сквозь частокол растрепанных рыжих бровей, с клыками вместо зубов и огромным крючковатым носом. Костлявые руки, впрочем, скорее походили на клешни. Дыхание, насыщенное винными парами, способно было уложить наповал любого. Одетая в перешитую рубаху и изодранную юбку, босая, с подошвами столь заскорузлыми, что не чувствовали булыжников, она производила должное впечатление даже на взрослых, не говоря уж о детях.

Ремеслом этого дракона в юбке было прясть лен, чем, собственно, и занимаются сельские жители Ирландии, и главным образом жительницы Ольстера. Разведение льна является здесь весьма выгодным занятием, хотя и не компенсирует того, что могла бы дать лучшая почва при посеве зерновых.

Кроме того, зарабатывая тяжким трудом всего лишь несколько пенсов в день, Хад отважно бралась и за другое дело, к которому была совершенно не пригодна: занималась воспитанием малолетних сироток.