Малыш. Путешествие стипендиатов: [Романы]

— Прошу извинить меня, маркиза, за то, что пришлось просить вас покинуть будуар и оказать мне честь, уделив некоторое время для беседы в кабинете.

Не следует удивляться, что их милости выражались столь возвышенным стилем, даже оставаясь наедине. Таковы правила хорошего тона. К тому же высокородные супруги прошли старинную дворянскую школу «напудренных париков». Никогда им не пришло бы в голову снизойти до повседневной фамильярной легкой беседы, которую Диккенс[150] так метко окрестил «вздорной болтовней париков».

— К вашим услугам, маркиз, — отвечала леди Пайборн. — Что вы желаете знать?

— Мой вопрос, маркиза, потребует от вас некоторого усилия... вам придется напрячь память.

— Я вас слушаю...

— Маркиза, вы, наверное, помните, что вчера, около трех часов пополудни, мы с вами покинули замок и отправились в Ньюмаркет, чтобы посетить господина Лэйрда, нашего адвоката?

— Да, действительно... вчера... во второй половине дня, — ответила леди Пайборн.

— И если мне не изменяет память, наш сын, граф Эштон, сопровождал нас в коляске?

— Да, он был с нами и сидел напротив.

— А оба лакея находились на запятках кареты?

— Да, как положено.

— В таком случае, маркиза, — продолжал лорд Пайборн, утвердительно кивнув головой, — вы, конечно, помните, что у меня был с собой бумажник с документами, имеющими отношение к процессу, которым нам угрожают прихожане...

— Несправедливому процессу, коим они имеют наглость нам угрожать! — заметила леди Пайборн с подчеркнуто выразительной интонацией.

— В этом бумажнике, — продолжал лорд Пайборн, — находились не только важные документы, но и сто фунтов стерлингов банкнотами, предназначенные нашему адвокату в уплату за его услуги.

— Совершенно верно, маркиз.

— Вы знаете, маркиза, как все произошло. Не выходя из коляски, мы прибыли в Ньюмаркет. Господин Лэйрд встретил нас на пороге дома. Я показал ему документы и предложил вручить указанную сумму. Он ответил, что в данный момент ему не нужно ни того, ни другого, и добавил, что собирался сам приехать в замок, как только возникнет необходимость ответить на выдвинутые претензии...

— Гнусные претензии, которые раньше были бы расценены как посягательство на дворянские права!..

Произнеся столь весомые слова, маркиза лишь повторила фразу, которой лорд Пайборн неоднократно пользовался в ее присутствии.

— Таким образом, — продолжал маркиз, — бумажник остался при мне, а мы сели в коляску и вернулись в замок часам к семи, когда уже начинало смеркаться.

Дело было в конце апреля, и вечера стояли еще темные.

— Так вот, — продолжал маркиз, — могу поклясться, что я положил бумажник в левый карман пальто, но там его нет.

— Быть может, вернувшись, вы положили его на стол в кабинете?

— Я тоже так подумал, маркиза, но тщетно искал его среди бумаг...

— Никто не приходил к вам со вчерашнего вечера?

— Только Джон... мой лакей, но у меня нет оснований подозревать его...

— Слуг следует остерегаться всегда, — заметила леди Пайборн, — даже если потом придется признать ошибку.

— Возможно, — задумчиво протянул маркиз. — Бумажник мог выскользнуть на сиденье коляски...

— Лакей должен был его заметить и, возможно, решил присвоить сто фунтов...

— В конце концов, — продолжал лорд Пайборн, — я бы смирился с потерей ста фунтов, но ведь там были и документы, подтверждающие наши фамильные права по отношению к крестьянам...

— Крестьянам! — повторила леди Пайборн презрительно.

Это было сказано таким тоном, как будто устами высокородной леди говорило все дворянство, в глазах которого все прихожане были самыми жалкими из вассалов.

— Итак, — продолжала она, — если мы, вопреки всякой справедливости, проиграем процесс...

— А мы его безусловно проиграем, — подтвердил лорд Пайборн, — поскольку не сможем предъявить документы...

— И крестьяне станут владельцами тысячи акров леса, прилегающего к нашему парку и являющегося собственностью Пайбор-нов со времен Плантагенетов?[151]

— Да, маркиза.

— Это было бы ужасно!..

— Ужасно, как и все, что угрожает феодальной собственности в Ирландии, все эти требования сторонников самоуправления, эта перепродажа земель крестьянам, этот бунт против крупных землевладельцев!.. Да! Мы живем в тревожное время, и, если генерал-губернатор не наведет порядок, отправив на виселицу вожаков аграрной лиги, я просто не знаю, вернее, слишком хорошо знаю, чем все может кончиться...

В этот момент дверь кабинета открылась и на пороге появился четырнадцатилетний подросток.

— Ах, это вы, граф Эштон? — обратился к нему лорд Пайборн.

Обращаясь к сыну, маркиз и маркиза никогда не забывали величать его полным титулом, а он, в свою очередь, счел бы нарушением своих сыновних обязанностей, если бы не ответил на это:

— Добрый день, милорд, мой отец.

Затем он приблизился к миледи (своей матери!) и церемонно поцеловал ей руку.