— Как-то это не очень, — признаюсь честно. — С одной стороны правильно и я понимаю всех, но… проверять всех.
— Такова жизнь, малышка, — выдыхает. — Мы почти приехали. Ты уверена, что хочешь именно домой? Мы могли бы поехать в парк, купить сладкой ваты, смеяться, сходить в кино и всеми способами поднять тебе настроение?
— Нет. Я всё же домой. Хочу побыть одна, — решительно заявляю.
— Адель, — он поворачивается ко мне. — Посмотри на меня, — просит и я подчиняюсь. — Прошу тебя, не плачь дома и не трать свои нервы из-за таких пустяков. Ты красива даже со слезами на глазах, но я не могу видеть, когда тебе больно. Улыбнись. Прошу! Ради меня!
— Не хочу…
— Захоти, — намеренно коверкает слово и начинает тихо смеяться, глядя в мои глаза. — Сильно-сильно захоти улыбнуться и быть счастливой. Потому что ты этого заслуживаешь.
— Хочу! — выдыхаю и растягиваю на лице улыбку, которая с каждой секундой становится естественной. Я не имею права расклеиваться рядом Тёмой. Он так хочет помочь мне, но он не знает, что я ужасна. Что я вру ему. Я встречаюсь с его братом. Хотя обещала, что не начну отношения ни с тем, ни с тем.
— Послушай меня: однажды в твоей жизни появится тот, кого ты полюбишь. Он будет готов ради тебя горы свернуть. Поверь, я знаю на что способен влюблённый мужчина. Я готов ради той, которую сейчас люблю, даже на большее, только обещал её не трогать. И это оказалось сложнее всего, — обеими руками он берёт меня за щёки и притягивает к себе, прислонившись к моему лбу. А затем продолжает тихим голосом. — Так вот: однажды в твоей жизни появится тот самый. Он сделает так, что всё в мире за секунду станет идеальным. Он будет делать мир вокруг тебя таким. Но на пути к этому тебе придётся пережить очень много несправедливости. И, не дай бог, боли.
— Не хочу боли, — шепчу, смотря в его глаза. — Мне не нравится боль. Она ужасна. Она ломает изнутри.
— Я знаю, — шепчет в ответ и наклоняется к моим губам, которые мягко целует. Всего на секунду касается своими губами моих, и я начинаю вновь плакать. — Всё будет хорошо, Адель.
— Не будет, — отстраняюсь от него, грубо вытирая слёзы. — Зачем ты поцеловал меня? У тебя есть девушка! Ты только что… ей изменил!
— Я всегда ей изменяю с тобой. Пусть целую, обнимаю и сплю я с ней, но в моей голове — Ты!
— Это ужасно!
— Я не идеален, Адель! Мир не идеален! Иначе бы ты была уже давно со мной… — хмыкает и отворачивается, ожидая, пока я выйду из его машины.
Глава 20. Поспешные выводы
— Адель! — Дима догоняет меня, не дав мне возможности даже дойти до подъезда. Хватает за руку и одним ловким движением заставляет упасть в его объятия. — Что это чёрт возьми было? Там, в доме?
— Ты о чём? — холодно интересуюсь, решительно подняв на него глаза. Да, они всё ещё заплаканные, но в них столько силы и злости, что мир может упасть к моим ногам, если я захочу.
— О пощёчине и твоих криках, что я потерял совесть, а ты наушники. Я не крал твои наушники! Мне они к чёрту не сдались! У меня и без них сейчас проблем фигова туча.
— Что? — непонимающе нахмуриваюсь. — О чём ты? Я дала тебе пощёчину, потому что слышала твой разговор с Леной! Я пришла посмотреть и узнать, не оставила ли наушники у тебя в машине. Двери открыл Тёма и не пускал меня в дом, но мне удалось пробраться, и я увидела и услышала почти весь ваш разговор с твоей бывшей и, кажется, второй нынешней девушкой! Я знаю обо всём! Всё это время ты лгал мне!
— Хмм… и о чём ты знаешь? — с вызовом спрашивает, и я на секунду теряюсь от его тона и недовольства в его глазах. Ни капли вины или сожаления.
— Вы до сих пор любите друг друга, — отвечаю, пытаясь вспомнить всё то, о чём они говорили. — Вы провели вместе ночь, и она чуть что-то не испортила.
— Уверена в каждом своём слове?
— Ну… да!
— Ясно, — выдыхает и отпускает меня. — Я не говорил, что люблю её. Это раз. Раньше мог сказать, потому что мы встречались, и она хотела эта слышать, но как только мы с тобой начали встречаться, никому больше я таких слов не говорил. Лишь ты слышала их, и одной тебе я говорил их, потому что сам хотел, а не для галочки.
— Но Лена сказала, что той ночью ты сказал, что…
— Что она хорошая, — продолжает за меня. — Ничего большего я ей той ночью не говорил. И вообще, той ночью, когда она пришла ко мне, мы просто говорили. Всю ночь. Я не разрешал ей даже притрагиваться к себе, потому что знал, что это будет предательством по отношению к тебе. Это два.
— Тогда зачем вы целовались? И ты её обнимал у себя дома! Я видела!
— Я пытался её успокоить, — каплю тушуется, но своей решимости и твёрдости в голосе не теряет. — В её положении нервы ни к чему.
— Не понимаю…