– Тебя похитили геи-извращенцы?! – с округлившимися глазами подруга поворачивается ко мне в шоковом состоянии. – Блин такое даже я не могла себе представить.
Мне кажется, она даже расстроилась, что упустила такой вариант развития событий.
Смотрю на нее и не знаю, мне засмеяться или прослезиться, потому что она действительно переживала за меня, и сейчас взвинчена до предела, а вернее, уже на грани истерики.
– Так, стопэ. Алинка, не накручивай и аморальные картинки не рисуй в голове, а то я тебя знаю… – играю бровями, намекая на ее половую жизнь.
– Зараза, – несильно бьет меня по руке подруга, – я тут за нее переживаю, а она прикалывается.
– Ну, я же видела ваши игрушки с твоим… – не успеваю произнести имя ее бывшего парня, как она меня резко перебивает:
– Это было давно, это во-первых, а во-вторых… не съезжай с темы!
– О, да, это же была «тема».
– Ну все, я тебя сейчас сама убью, договоришься мне тут… – машет рукой Алинка, пытаясь меня вновь треснуть по плечу. – Так, ну, в принципе, мы уже въехали в Москву, сейчас немного по МКАДу проедем и будем дома. Так что можешь готовиться мне все рассказать…
Когда наконец Алинка поняла, что за нами никто не гонится, она немного успокоилась и ехала более спокойно, а я решила не усугублять и все дорассказать ей уже дома, когда наши жизни будут в безопасности.
Приехали на ее съемную квартиру примерно в течение получаса. Ее Алинка снимает с девочкой из универа. Однокомнатная, со средним ремонтом и двумя диванами. Алинка рассказала, что они их раскладывают и так ложатся. Кухня небольшая, но вполне вмещает двух-трех человек. Конечно, это жилье не сравнить с домом Алины в нашем городе. Это скорее похоже на мое жилище, с той лишь разницей, что кухня у нас все же побольше на пару метров и находимся мы на окраине нашего городка, а не в столице.
Серьёзный разговор состоялся за чашкой чая на кухне. Рассказала все с самого начала, но пришлось прерваться, так как Алинка взорвалась в праведном гневе на Галю и осыпала ту с головы до ног всеми бранными и не очень приятными эпитетами, какие только могли прийти на ум. Я пробовала продолжить и переключить ее внимание на дальнейшие события, так как сама уже это пережила и меня сейчас волнуют вещи поважнее, но злость на бывшую одноклассницу никак не отпускала Алинку, и она то и дело вставляла, какая же Галя дрянь, что поступила таким образом со мной.
Когда очередь дошла до Романа, думаю, у бедняги началось аномальное повышение температуры ушных раковин и быстро расползающаяся краснота на лице, так как его костерила Алинка как только могла, не жалея ни свой ум, ни мои уши.
Единственное, о чем я промолчала, так это о том, что в результате моих приключений погибло двое человек. Я просто испугалась и не хочу втягивать подругу в этот ужасный момент своей жизни. Да и боюсь я, очень.
Сказала, что они бросили Молота умирать и уехали, а после я вызвала друзей Романа и они уже позаботились о враче для него.
Когда рассказала, что Роман знает Юру, Алинка, как и я, очень удивилась. Брата моего она не знала лично, когда он ушел в армию, мы были соплячками и не дружили вовсе еще. Только из моих рассказов ей все известно. Но она признала, что все очень странно.
Мы еще долго сидели на кухне, разговаривая обо всем, что произошло. Периодически Алинка вскакивала от злости и ходила, размахивая руками и матеря всех, кого вспомнит. Конечно, больше всех досталось Гале, Сергею и Роману.
Когда уже на улице светало, Алинка подала мне здравую мысль:
– Слушай, а, может, твоя мама или отец знают этого Романа, а? Как думаешь? Такое возможно? Может, Юра какое-нибудь письмо им присылал, или еще какая-нибудь весточка…
На секунду я задумалась, возможно ли такое? Если подумать: узнать хоть что-то я могу только у моих родных. Больше у меня никаких ниточек, ведущих к Юре, нет.
– Позвоню маме, она наверняка уже встала, начало восьмого как-никак.
Алинка дает свой телефон, и я набираю номер матери.
С пятого гудка она наконец берет трубку. Голос звучит несколько заспанно, с отчетливой такой хрипотцой.
«Значит, вчера пила», – делаю горький вывод. Иначе она бы уже сорвала с грядок зелень и повезла ее на рынок продавать.
– Алина? – Мама удивлена звонку подруги и, прочистив горло, добавляет: – Что-то случилось?
– Мам, привет. Это я, – делаю паузу, чтобы не зареветь, закусывая губу, дабы не выдать своих переживаний, так как я уже допускала мысли, что никогда больше ее не услышу и не увижу.
– Люба? Доченька! – нотки радости проскальзывают в голосе. Она начинает плакать,– Девочка моя, – отчаянно шепчет она, – куда же ты уехала! Прости меня, обещаю, я больше не буду! Доченька! Возвращайся, не бросай меня, девочка моя. – Мама уже ревет в трубку, последние слова я еле разбираю. Кусаю свой кулак и поднимаю глаза к потолку. – «Не реветь, только не реветь».