Малышка (СИ)

— Я не собираюсь сажать ее на цепь, — говорит мачеха, очевидно догадываясь о том, в какую сторону идут мои мысли. — Мы же в какой-то стране третьего мира. — Евгении нужно как минимум привести себя в порядок. Ени, — она смотрит на мою малышку с осуждением, — посмотри на себя?

Я борюсь с желанием повернуться и поцеловать Бон-Бон так крепко, чтобы она раз и навсегда запомнила: лаже взлохмаченная и сонная, она все равно выглядит лучше всех расфуфыренных красоток, которые накладывают на лицо так много косметической дряни, что ее можно снимать, как слепок.

— Наверное, она права, — неуверенно, соглашается Бон-Бон.

— Хоть в ком-то из вас двоих заговорил здравый смысл, — одобряет отец.

— Ени? — Я набираю в грудь побольше воздуха, сам до конца не веря в то, что собираюсь сказать. — Ты выйдешь за меня замуж?

Она едва слышно вздыхает — и комната наполняется звенящей, убивающей меня тишиной.

Глава двадцать седьмая: Ени

Что он только что сказал?

— Повтори, — дрожащим голосом спрашиваю я, зная, что одного раза просто недостаточно, чтобы я поверила своим ушам. Хоть до этого у меня не было повода думать, что я подвержена слуховым галлюцинациям.

— Ты выйдешь за меня замуж? — ровно и достаточно четко повторяет мой доберман. — Чтобы ни у кого здесь не возникло сомнений, что я не собираюсь превращать тебя в перевалочный пункт на моем жизненном пути.

Нет, мне все-таки не послышалось. Рэм предлагает мне стать его женой. А он не очень похож на человека, который сделает предложение по принуждению. То есть, он делает это не из-за появления наших родителей. Скорее даже наоборот: и моя мать и его отец ясно дали понять, что не одобряют наши отношения. А уж насколько я знаю свою мать, она сейчас просто в ярости и только многолетняя практика помогает ей держать свои эмоции под контролем. Ручаюсь, мысленно она уже кромсает добермана на крошечные кусочки.

— Я… Я… — Слова застревают в горле, словно крюки, царапают слизистую так сильно, что на глаза наворачиваются слезы. Или причина в чем-то другом?

«Нет!» — приказываю себе. Я, конечно, обожаю во все углубляться и анализировать, но понимаю, что сейчас это последнее, что нужно моему самообладанию. И так уже почти ничего не понимаю. Смотрю на ситуацию — и вижу песок, который просачивается сквозь пальцы, насмехаясь над попытками взять ситуацию под контроль.

— Я, конечно, не хочу тебя торопить… — Начинает Рэм, но отец жестко и громко перебивает его на полуслове.

— Хватит, Роман! На этот раз ты зашел слишком далеко!

— Бон-Бон? — Мой доберман даже ухом не ведет, весь сосредоточенный на ожидании моего ответа.

Что ему ответить? Голос разума практически оглушает ором о том, что все это чистой воды безумие, и мы с Рэмом практически чужие друг другу люди, у которых нет ничего общего кроме оглушительного желания. Но ведь мы не можем идти на поводу у своих… гмм… гениталий. С другой стороны, сердце замирает, и с каждым ударом выталкивает в кровь триллионы воркующих розовых сердечек. И мне так хочется перестать думать о том, что будет завтра или через месяц, кем мы станем в зависимости от моего ответа. Мне хочется просто сказать ему «да» и посмотреть, каким станет мир, в котором мы станем супругами Даль. Жаль только, что платье с итальянскими кружевами уже давным-давно купили. Оно мне очень нравилось.

— Ты меня не обидишь? — спрашиваю я, с идиотской улыбкой разглядывая, как его большой палец поглаживает кожу у меня между костяшками.

— Клянусь, что нет, — уверенно говорит мой доберман.

— И я стану последней женщиной в твоей жизни?

— Конечно, я же помню твою угрозу, — ухмыляется он.

Ну вот почему нельзя быть серьезным хотя бы в такой момент. Это ведь не шутки! Речь идет о нашем будущем!

— Она не выйдет замуж в девятнадцать лет! — взрывается мамочка.

Я ее очень люблю, ведь кроме нее у меня больше никого нет, ни единой кровной родни. И я знаю, что мамочка пойдет на все, чтобы защитить меня, спрячет в швейцарский банк, если нужно. Но Рэм…

— Мамочка, — я чуть-чуть выступаю вперед, ласково ей улыбаюсь, — я тебя очень сильно люблю.

— И я тебя, конфетка, — улыбается она с видимым облегчением.

Жаль, что радоваться ей осталось пару секунд, потому что я уже собралась с силами для следующего, решающего шага в своей жизни.

— Я стану твоей женой, Роман Даль, — говорю своему доберману, — и пусть весь мир считает, что мы с тобой два идиота — мне все равно.

Я слышу громкий вздох облегчения — и в следующую секунду доберман хватает меня в объятия и жадно, словно в первый раз, целует. Руки сами собой взметаются к его шее, обнимают так крепко, что хрустят суставы, но мне все равно. Я отдаюсь ему целиком, наплевав на то, что на нас смотрят наши родители, и что крик моей матери и негодование его отца колотят наше маленькое, очень хрупкое счастье, словно камнепад.

Мы просто целуемся, просто плотно, до онемения, прижимаемся губами и в унисон улыбаемся, вдруг понимая, что в самом деле собираемся стать мужем и женой.