Малышка (СИ)

Как все-таки хорошо, что он останется на ночь здесь.

Глава четвертая: Рэм

Заем я во все это вляпался?

Эта мысль убивала меня весь вечер. Весь скучный дурацкий вечер, который проходит в компании Ольги, ее родителей, ее теток, ее двоюродной сестры с выводком детей, ее дяди со страхолюдиной женой (от вида волосатой родинки у нее на щеке мне кусок в горло не лезет) и ее бабушки, которой так много лет, что лично я бы не рискнул выводить ее в люди без «неотложки» за углом.

В сотый раз обсасываются вещи, которые уже давно решили: ресторан, меню, музыканты, машина. Будущая теща трижды говорит, что на следующей неделе генеральная примерка платья и все должно быть идеально. Они как бы между прочим обсуждают — а по факту осуждают — будущие кольца. Осуждают меня, потому что я до сих пор не повел Ольгу их покупать. Ну не хочу я, пока не хочу, жду вдохновения. Или хрен его знает, чего жду.

Когда я месяц назад сделал ей предложение, все казалось правильным: мы вместе уже пять лет. То есть, она единственная женщина, которая не пилила меня за загулы, не клянчила деньги и не устраивала истерики. И я ее, само собой, не люблю. Но Оля умная, успешная двадцати семилетняя молодая женщина, и я не знаю никого, кто бы мог стать ей заменой. Она не то, чтобы красивая, но умеет себя преподнести. Единственное, что в ней «напрягает» — пышная грудь. Ну вот не люблю я, хоть убей. Хотя форма хорошая.

Но с тех пор, как Оля официально стала моей невестой, она словно с цепи сорвалась. Плачет, если забываю позвонить, устраивает истерики, когда ей доносят где и с кем меня, пока она сидит дома. В общем, мрак.

В завершение вечера, ее отец — этот контуженный вояка — вывел меня на улицу, и изображая из себя Шварценеггера с миниганом наперевес, начал угрожать расправой, если я обижу его деточку. Честно говоря, я бы запросто переломил его надвое — пять лет боксерской школы и постоянные тренировки не пропьешь. Но он же вроде как человек в летах, нужно уважать почтенные седины. Даже если они несут хрень.

Я — само терпение в тот вечер, а ведь терпеливым меня не рискнет назвать даже отец. Я по очереди вызываю такси всем бесконечным родственникам, потом отвожу домой родителей Ольги, мечтая только о том, как бы поскорее завалиться в какой-то клуб, снять девчонку на одну ночь и жарить во всех позах, пока на члене не появятся мозоли.

И что? Оля начинает ныть, что хочет ко мне, лезет с поцелуями и ведет себя как мартовский кролик, хоть обычно всегда понимала, когда вовремя отвалить. Я вежливо говорю, что устал. Она напирает. Я говорю, что устал, но уже не вежливо. Она начинает плакать. Я бешусь, но держу себя в руках. И тогда она говорит, что раз уж мы все равно почти муж и жена, то не будет ничего страшного, если мы съедемся чуть-чуть раньше. Такого покушения на последние недели моей свободы я просто не выдерживаю. Предлагаю ей выспаться, подумать над своим поведением — и просто уезжаю, оставляя одну. Телефон начинает разрываться сразу же, как моя машина скрывается за поворотом. К счастью, это мой второй номер, никак не связанный с работой, и я без сожаления его «вырубаю». О рабочем номере, по которому меня можно найти всегда, она не знает. И не узнает никогда.

Но в клуб я не еду. Понимаю это, когда сворачиваю на перекрестке в противоположную сторону. Я еду домой к отцу. И всю дорогу думаю о том, как Бон-Бон сосала большой палец. И это возбуждает.

И что же я вижу? Она, полуголая, вся поглощена Владом. Да я просто нахрен убит такой несправедливостью. Почему я не отдал ей машину? Был бы хорошим парнем, заработал бы бонусы. Я конкретно облажался. Ну и хрен с ней. Надо трахнуть ее подружку, пусть потом расскажет Бон-Бон, что я — чертов Бог секса.

Я до боли в мышцах мучаю тренажеры, хоть и знаю, что это не пойдет на пользу. Практически вползаю в душ, а потом — заваливаюсь на постель, намереваясь проспать минимум до обеда.

Хрен бы там.

Я просыпаюсь от громкого: «Я пришла к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало!»

Встало? С трудом продирая один глаз, вижу, что да — встало. Член у меня встал, потому что это нормальная мужская реакция по утрам. И тонкое одеяло выдает меня с головой.

— Доброе утро! — сверкает улыбкой Бон-Бон, хватает одеяло и пытается сдернуть его вниз. — Я приготовила тосты! И сварила кофе!

Бляха муха!

Судорожно сглатываю, вдруг понимая, что не хочу, чтобы она видела мой утренний стояк, и быстро переворачиваюсь на живот.

— Свали отсюда, — рычу на нее.

— Что? — Бон-Бон запрыгивает мне на спину, наклоняется к моему уху — и я жадно вдыхаю запах ее духов. Она пахнет сладкими грушами. — Не слышу, что ты там бормочешь, братик.

Я собираюсь повторить, но раздумываю. В чем она ко мне заявилась? В тех самых полосатых гольфах, и шортиках, и спортивной кофте.

— Я лучше, чем кофемашина, домработница и повар, — хвастается Бон-Бон. — И мы сейчас идем на пробежку. Я буду заботиться о твоем здоровье, братик. Шесть тридцать — самое время для кросса!