Малышок

- Глупо ты думаешь! - сказал он. - Ты сознательная и для фронта полезная. Ты орлица не хуже других. Тебя в комсомол правильно принимают…

- Ой, ты неправду говоришь! - обрадовалась Леночка. По-видимому, Сева решил загладить свою недавнюю шутку:

- Ты, Малышок, все-таки думаешь насчет новых «Бушей»? - спросил он.

- Ясно, думаю.

- А знаешь, что с индюком было? Он только думал, да ничего не делал. Взял и помер…

- Сева! - грозно сказала Леночка.

- Я ничего… - ответил Сева. - Вот взялась меня муштровать! - и подмигнул Косте.

Нужно было по-настоящему думать о дополнительных «Бушах» из ремонтного цеха, нужно было думать о расширении станочного участка за колоннами, но пока некогда было этим заниматься. Имелось совершенно неотложное дело.

Глава третья

ЗАПИСКА ВАСИЛИЯ

Нина Павловна бессильно опустилась на лавочку у ворот гал-кинского дома и закрыла глаза.

- Я немного посижу, - сказала она Косте. - Теперь все кажется таким трудным… Что ей сказать? Что я услышу от нее?…

- Ты не сиди, - ответил Костя, напуганный мыслью, что если теперь ничего не получится, то не получится уже никогда.

Только сейчас он по-настоящему увидел, как изменилась Нина Павловна за немногие месяцы их знакомства. Густая тень легла на лоб и щеки, глаза запали, а губы стали темными, в уголках рта обозначились горькие складочки; тяжело было смотреть на это лицо, измененное горем.

- Катерина-то ждет, - напомнил он, чтобы вывести ее из неподвижности, оцепенения.

Она вздрогнула, встала и, не оглядываясь, вошла в дом; шепотом поздоровалась с Антониной Антоновной, спросила, как чувствует себя Катя, взялась за ручку двери и обернулась к Косте. Теперь ее лицо было бледным, глаза светились. Может быть, она ждала поддержки.

- Бабушка, сколько времени? Уже темнеет, а никого нет, - послышался слабый голосок из гостиной.

Выпрямившись, Нина Павловна переступила порог.

- Это я, Катя, - спокойно сказала она. - Как ты себя чувствуешь, девочка?

Костя тоже вошел в гостиную, чтобы на всякий случай быть возле Нины Павловны. Началась длинная молчаливая минута. Она кончилась вздохом облегчения, когда Катя сказала:

- Это ты, Нина? Иди сюда!

В сумерках Костя не различал лица Кати, сидевшей на диванчике, и лица Нины Павловны, которая опустилась на стул возле Кати. Теперь Катя должна была ответить Нине Павловне, как она себя чувствует, но она молчала, и Нина Павловна тоже ничего не спрашивала. Две тени были безмолвны в сумерках. Костя стоял неподвижный, неподвижнее дверного косяка, к которому прислонился. Вдруг Нина Павловна быстро пересела на диван, обняла Катю, прижала к себе и стала целовать руки, которыми Катя закрыла лицо.

- Девочка моя… - говорила Нина Павловна, задыхаясь. - Худенькая моя, маленькая… Пальчики мокрые… Молча плачешь?… Ты молча, все молча… - и целовала, целовала ее.

Костя ушел из гостиной в боковушку. Случилось то, чего он хотел, о чем много раз думал. Но Костя ни разу не подумал, что будет после того, как помирятся Нина Павловна и Катя, а это и было самое тяжелое. Ему было и радостно и так горько, что он чуть не разревелся. Потом сразу силы упали, он снова испытал то, что уже испытал сегодня за колоннами, когда почувствовал себя лишним, и снова Костя был один, а тишина обступила его и сдавила сердце.

Дверь скрипнула, отворилась, пропустила Нина Павловну и осторожно закрылась.

- Малышок, ты здесь? - спросила она, села на топчан, помолчала и едва слышно, как будто спокойно проговорила: - Василий погиб…

Он не понял. Нина Павловна как подкошенная упала лицом на топчан, обхватила голову руками и забилась в беззвучных рыданиях.

Костя сидел, окончательно растеряв мысли. Вдруг Нина Павловна затихла, будто душа оставила ее тело, разбитое горем.

- Неправда это… неправду говоришь, - пробормотал Костя.

- Нет… кажется, правда, - ответила Нина Павловна как-то устало, бездушно. - Я все надеялась, все берегла надежду… А Катя, оказывается, получила эту записку…

Фронтовой друг Василия переслал Кате записочку, написанную отцом в самую последнюю минуту, когда старший лейтенант Галкин уходил со своей группой пробиваться из вражеского окружения. Его группа ударила на север, завязала горячий бой, отвлекла фашистов, а в это время вся Уральская дивизия ударила в другую сторону и вышла из окружения.

Нине Павловне и Косте было трудно понять это военное, коротко описанное дело, но, вероятно, Галкин знал, что он идет на смерть. В боковушке было уже совсем темно, и Нина Павловна на память прочитала записку, которая кончалась, как завещание: «Помни меня, расти честным советским человеком, люби Нину, моя девочка, и не теряй надежды».