Мама

Он подошел к окну на лестнице и посмотрел на светлеющее небо. Где-то там, словно запаянные в стекле, проступили черты знакомых лиц. Завертелись знакомые сцены. Воспоминания хлынули мощным потоком, вырвав из реальности. Плен воспоминаний…

Вячеслав вырвался из этого плена только тогда, когда близящееся к зениту солнце безжалостно ударило в глаза.

33

В кресле напротив его стола кто-то сидел. Либо его пришли убить, либо от него чего-то хотят, либо… Интересно как этот гость незваный сумел пройти через охрану. Слава нарочито шумно закрыл дверь, но визитер даже не повернулся. Словно ждал чего-то.

Человека не было видно из-за высокой спинки, но снизу свешивались ноги и по подлокотнику отбивали дробь пальцы. Старческие пальцы.

Вячеслав подошел ближе и резко развернул кресло. Ничего неожиданного он там не увидел.

– Сам пришел, – не то спросил, не то констатировал он.

– А чего мне бегать от тебя? – вопросом ответил сидящий в кресле старик.

– Зачем тогда убегал? – Слава обошел кресло, сел за стол напротив визитера. Тот неохотно развернулся.

– Я не убегал. Мамед пришел, пойдем, говорит, погуляем. Ну, я и уважил старого друга.

– А араб твой где? – спросил Слава.

– Ушел гулять дальше.

– Хорошо, а Эл?

– Леночка, – бывший помедлил с ответом. – Леночки больше нет.

Слава замер, не уловив еще смысла ответа, только чувствуя, что случилось что-то непоправимое. Внутри зародилось чувство безысходности, тоски.

– Лена… скажем так, умерла.

Бывший снова замолчал и поглядел на Славу. Прямо, открыто. Грудь рвануло болью. Слава вскочил с кресла, хрястнул кулаками по столу, не заметив, как разметал мелкую канцелярию и какие-то бумаги.

– Это не правда! Ты лжешь!

– Ее больше нет, – тихо повторил хозяин. – Совсем нет.

Ее больше нет. Совсем нет…

Внутри все оборвалось, грудь ныла от нескончаемой боли. Ощущение было такое, будто лопнула последняя ниточка, которая связывала его с этим миром. Перед глазами возникла Эл. Живая, веселая, смеющаяся…

Анри с пистолетом… выстрел. Стреляли ему в плечо.

Снова Анри, уже пьяный, клянущийся в вечной любви.

Жанна с автоматом… дорога… блокпост… Эл… плачущая, стоящая перед ним на коленях, вцепившаяся в него, как ребенок…

Юля, бывший президент, американские генералы, русские марионеточные правители. Огромный экран, разбитый на тысячи окошек с тысячами лиц…

Смеющаяся Эл…

Анри, Жанна… Президент. Бывший. С трубкой.

Плачущая Эл.

Президент…

– Это ты ее убил!

Видения рассыпались, разлетелись, как стая ворон, вспугнутых его криком. Слава замолчал и воззрился на старика.

– Я помог ей покинуть этот мир, – пространно сообщил хозяин.

Вячеслав заморгал часто-часто, потом скорчился, словно получил удар в грудь и мученически поглядел на бывшего.

– Убью, – потерянно забормотал он. – Ты понимаешь, что я тебя убью?

– Убей, – устало отозвался хозяин.

– Ты не боишься смерти?

– Я боюсь смерти, как всякий нормальный человек, – тихо ответил он. – Только ответственности я боюсь еще больше. А мертвые сраму не имут. Убивай, если хочешь.

34

Он не спустился вниз, как тогда с Юлией. Он стоял на центральной лестнице, на пролете между этажами и смотрел туда, где голубое небо сквозило между домами, цеплялось за высокий перегораживающий проход между двумя высотками, бетонный забор. По верхнему краю забора вилась колючая проволока, пытаясь запутаться в небесной синеве, вгрызться в нее, оторвать себе кусок. Внизу под забором стояли мусорные баки.

Трое в черном вывели бывшего президента на улицу, и вели теперь туда, в закуток с помойными баками, куда заходили разве что местные уборщики. Да и те изредка. Хозяин шел ссутулившись. Сопровождающие, напротив, были подтянуты и стремительны, словно торопились побыстрее разобраться со стариком и отправиться куда-то по своим более насущным делам.

Бывший остановился возле бака. Трое встали чуть в стороне. Один что-то скомандовал. Хозяин медленно отошел к бетонной стене и посмотрел наверх. Вячеслав знал, что даже если бы старик очень хотел его увидеть, через тонированное стекло с такого расстояния это было невозможно, и все же он отшатнулся. Показалось, что бывший смотрит ему в глаза, заглядывая в самое нутро и выворачивая его наизнанку. Слава повернулся спиной к окну и пошел к себе в кабинет.

В голове звучала автоматная очередь. По кругу, как испорченная пластинка. И хотя выстрелов он не мог слышать, как не мог видеть его сквозь стекло с огромного расстояния бывший президент, он вздрагивал и прислушивался. И снова слышал автомат, и снова дергался, как от пощечины. И снова прислушивался.

35

Его никто не видел. А даже если бы и увидел кто случайно, никогда бы не смог сказать, откуда он взялся около этой помойки между высотками. Араб просто возник, словно материализовался из воздуха.

Возник, когда уже ушли автоматчики, бросив мертвое тело старика. Подошел чуть ближе и замер. Прошло, наверное, минут десять, прежде чем он снова начал двигаться. Движения были четки до скупости. Он присел и быстро провел рукой по мертвому лицу, закрыв покойнику глаза. Затем встал, постоял еще минуту, резко развернулся и пошел прочь.