Мама

– А Библия, кстати, тоже не оригинальна. В Библии бог говорит око за око, зуб за зуб, призывает мстить, значит. А в евангелие этот же бог, разделившись на три части, говорит одной из частей о непротивлении. Получил по щеке, подставь другую. И таких примеров отыскать можно массу. Все потому, что Священные Писания пишутся не богами, а людьми. Причем детьми своего времени. Что принято считать моральным, то угодно богу. И наоборот.

Эл сидела, слушала, кивала. Потом вдруг хихикнула. Раз, другой, принялась заливаться в голос. Даже Вася поглядел с удивлением.

– О чем мы говорим, – сквозь смех пробормотала она. – Подумай, мы заперты, ничего хорошего ждать не приходится, даже если нас отопрут. Скорее всего, мы уже покойники. И о чем мы говорим? О морали!

Она вновь принялась заливаться. Вася встал, положил гитару, подошел ближе и осторожно погладил девушку по волосам.

– Спой мне, – всхлипнула Эл. – Спой мне что-то хорошее. Прошу тебя, умоляю. Или я тоже сойду с ума.

Вася вернулся на край дивана, взял гитару и тихо тронул струны.

– Только, пожалуйста, пусть это будет хорошая песня. Добрая, – попросила она.

Бард по своему обыкновению косо поглядел на нее, коротко кивнул, как клюнул, и запел.

11

Он был стремителен. Каждое движение четко, никакой лишней суеты. Может, только чуть резковат в жестикуляции. Значит, нервничает, думала Юлия, или зол. Впрочем, возможно и то и другое.

Когда вошли в кабинет, он по-хозяйски плюхнулся в кресло. В ее кабинете в ее кресло. А она осталась стоять перед ним. Как провинившаяся девчонка перед директором школы. Сейчас начнет отчитывать за яркий макияж, или за то, что курила за углом, или выдаст что-то вроде «школа – это храм знаний, а вы здесь непотребство устраиваете. Неужели другого места для поцелуев не нашли?»

Однако ничего такого директорским голосом Слава не сказал, просто кивнул на соседнее кресло, приглашая сесть.

– Зачем вы их заперли? – обращаться к нему на «ты» она посчитала уже неуместным.

– Чтоб не мешались, – откликнулся Вячеслав. – Помогать они отказались, так пусть под ногами не вертятся.

– А эта девочка?

– Эл? Ей лучше сидеть взаперти в неведении, чем вникать во всю эту грязь. Как бы ни смешно это звучало, но проститутка эта значительно чище, наивнее и невиннее, чем любой из нас. Она не знает жизни, знает только ту ее часть, которая касается ее работы. А эти знания сейчас не нужны.

Юлия поерзала на стуле. Он вдруг уставился на нее и под этим взглядом «сумасшедшая баба» чувствовала себя неуютно. Словно ее раздели донага и, не успокоившись на этом, стали просвечивать каким-нибудь рентгеном, влезая в совсем уже потаенные уголки души и тела.

– Что же вам нужно?

– Ты, – коротко ответил Вячеслав.

– В каком это смысле? – Юлия внутренне напряглась.

Он поглядел на нее, усмехнулся:

– Не в этом. В этом смысле тебя француз хотел, но его больше нет. А мне нужна помощь. Мне нужен человек, на которого я могу положиться. Кроме тебя, таких не осталось.

– А меня вы так хорошо знаете, что готовы довериться?

Слава уставился на нее, задумчиво провел ладонью по щеке, потеребил подбородок.

– Тебя я знаю. Кроме того, я знаю, что ты умеешь терпеть. Если терпела бездействие бывшего, то перетерпишь и мои действия.

Похоже, он для себя уже все решил. А если взять да и порушить его грандиозные планы?

– А если я откажусь?

– Тогда, – он жестко улыбнулся, так могла бы улыбаться пиранья, если бы умела, – тогда я запру тебя так же, как и этих. Это в лучшем для тебя случае. В конце концов, я справлюсь и сам, мне сдали в руки все ниточки от всех марионеточек. И уж я их не выпущу. Правда, без твоей помощи ниточки эти скорее перепутаются, но это поправимо. Так что?

Юля задумалась. Неизвестно, как он, а она с самого начала знала, что согласится. И с самого начала знала, что потребует взамен. Да, именно за личную свободу она сделает все, что его душе угодно. Нет, она не продается, просто требует что-то для себя. А помогать ему придется так и так, потому что поддержать его – это единственный реальный выход из ситуации. Потому как то, что было, уже не воротишь, а строить новое… единственный, кто может куда-то сдвинуть чашу этих безумных весов – этот жестокий, решительный, потерявший все человек. Другим не хватает этой решительности и есть за что цепляться. А этому терять нечего, потому о себе он будет думать в последнюю очередь.

И она будет думать о себе не в первую очередь, но во вторую, поэтому потребует за свое участие… а если он откажет?

Время шло, Юлия молчала. Он ждал, наконец не выдержал, забарабанил пальцами по столу.

– Я помогу, – ответила Юлия на грани слуха. – Только при одном условии.

– Каком?

– После вы отпустите меня. Как только я стану не нужна… вернее, как только сможете обойтись без моей помощи, вы отпустите меня. Насовсем.

Слава поглядел на нее все тем же рентгеноподобным взглядом. Но она выдержала, не шелохнулась и глаз не отвела, хоть и хотелось очень.

– Принято, – согласился Слава.