Мама

Ника чувствовала себя ужасно. С одной стороны, ей было стыдно, что она не выполнила задание, за которое всех остальных похвалили. С другой стороны, и это чувство было гораздо сильнее, ее охватила обида, потому что учительница, судя по всему, нисколько не прониклась тем, насколько она больна, не расспросила ее о том, почему вызывали скорую, что сказал врач, как она себя чувствует, не выразила сочувствия, не сказала, что домашнее задание – это ерунда, конечно же, она понимает, что болезнь гораздо важнее.

Нике очень хотелось рассказать, что ее трижды вырвало в субботу и четыре раза в воскресенье. Что у нее не было сил и она лежала почти два дня в постели. Что ей нельзя было есть ничего, кроме очень гадкого лекарства, которое готовила ей мама, и его нужно было выпивать по одному стакану каждые два часа. Почти после каждого стакана ее тошнило.

Ника уже давно привыкла думать, что ее болезни делают ее особенной. Не такой, как все. Более других достойной сочувствия, сопереживания и почему-то восхищения. С одной стороны, ей часто было обидно, что из-за всех своих болезней она многое теряет – не может, например, пойти и поесть мороженого с другими детьми, ведь ей его нельзя из-за непереносимости лактозы. Ей вообще практически нельзя есть сладости, ведь, как говорит мама, у нее преддиабет. Правда, врачи обычно уверяли их, что у детей такого состояния быть не может, к тому же, у Ники совсем нет лишнего веса, но мама точно знала, что у дочери развивается инсулинорезистентность (она водила ее сдавать специальные анализы в очень дорогую лабораторию), а это означает преддиабет. С другой стороны, Ника привыкла думать о своих болезнях как о части себя. Такой части, которая делает ее немного лучше других, как бы странно это ни звучало. Она питается только диетической и экологически чистой пищей. Не ест сахара, молока, масла, животных жиров, глютена, ее организм регулярно очищают от шлаков, токсинов и паразитов. Если вдруг иногда мама позволяет ей съесть шоколадку или картошку-фри в кафе, то вскоре после этого ей становится плохо, и маме приходится начинать очистительные процедуры. Иногда и вовсе доходит до того, что было на прошлой неделе.

До сих пор все, кто знал о ее жизни, жалели ее и сочувствовали маме. Знакомые, родственники, школьные учителя, родители друзей и одноклассников. Врачи в поликлинике качали головами, грустно цокали языком, когда она приходила на очередной осмотр. Задавали вопросы, пристально всматривались в ее анализы, пожимали плечами. Никто не мог объяснить, откуда в ней, Нике, столько разных болезней. Казалось, они брались из ниоткуда. Мама старательно перечисляла симптомы. Тщательно записывала все рекомендации. Сокрушенно вздыхала, когда врачи вновь разводили руками.

Иногда они ходили к другому врачу. Она принимала не в районной поликлинике, а в красивом маленьком кабинете с видом на набережную. Она не носила белый халат, а была одета в стильные костюмы и платья. Она всегда улыбалась, была доброжелательна, угощала их травяным чаем и усаживала в мягкие кресла. Ее звали Вероника Сергеевна. Ника знала, что один поход к Веронике Сергеевне обходится ужасно дорого. Она не знала точной цифры, но не раз слышала, как папа и мама вздыхали, называя это число, и понимала, что это очень много. Еще больше они вздыхали, когда после приема мама показывала папе список назначений, выписанных Вероникой Сергеевной. Потом папа молча протягивал маме свою карточку, и мама заказывала Нике лекарства, витамины, мази, капли, добавки. Спустя какое-то время курьеры доставляли домой огромные коробки с баночками, тюбиками, бутыльками, которые занимали целый отдельный шкафчик в кухне. Потом они с Никой ехали сдавать анализы. Очень много анализов. Однажды у нее взяли одиннадцать пробирок крови. Она ненадолго потеряла сознание и проснулась от резкого запаха – медсестра поднесла к ее носу нашатырь. От этого Нику стошнило прямо в кабинете.

Ника вынырнула из воспоминаний и вновь оказалась на занятии по французскому. Она поймала на себе странный взгляд репетитора. В нем не было сочувствия, которое она привыкла видеть в лицах взрослых, не было и осуждения за несделанное задание. Было что-то, что она не могла распознать. Какое-то пристальное внимание, словно женщина пыталась разглядеть что-то внутри Ники, но не могла понять, как это сделать. Нике стало неуютно, и она стала смотреть в тетрадь.

– Она очень, очень, знаете, нервная… истерики частые, на ровном месте, засыпает долго, просыпается рано, перевозбуждается от всего, даже не знаю, как она будет в школе учиться. И у нее волосы сильно выпадают, особенно, когда она вот так истерит.

Доктор посмотрел на девочку поверх очков. Ника опустила глаза в пол. Она словно чувствовала себя виноватой в том, что она такая нервная и истеричная. Но доктор ничего не сказал. Он осмотрел ее голову, на которой явно виднелись несколько проплешин, постучал молоточком по коленкам, по рукам, потом сказал: