Мама

— Ох! Костя, дай мне скорее из комода бинт… Нет, нет, широкий, стерильный, я ему сверху прихвачу. Ты вымыл руки, когда приехали? Тогда оторви сам.

Прихватила. Приподняла малыша, а головка откидывается назад, затылочек тяжелый-тяжелый. Костя шепчет тревожно:

— Голову, голову поддержи!

Поддержала голову. Переложила Димку на чистые пеленки.

— Ты мне только под руку не говори!

Смазала всюду, где полагается, загнула подгузник уголком, стала заворачивать по всем правилам.

— Лежи, умница, в сухой, чистой пеленке, лежи, хороший мальчик!

Костя не может удержаться, опять шепчет под руку над самым ухом:

— Светлана, а почему он так ротиком туда и сюда? Слушай, они все такие худые?

И вдруг:

— Смотри, смотри, что он делает!

Вот тебе и чистые пеленки, вот тебе и сухой хороший мальчик! Опять все начинается сначала: одеяльце, на него клеенка…

— А теперь что? Кормить будешь? Ну, кормитесь, кормитесь, не буду вам мешать.

Подставил под ноги маленькую скамеечку и пошел к двери.

— Костя, откуда скамеечка? Не было такой!

— А помнишь, ты читала, что, когда кормят, нужно ноги на скамеечку ставить. Удобно?

— Удобно.

Димка сосет — сначала жадно, потом ленивее и ленивее. Засыпает.

«Вот ты и со мной, сыночек, на весь день со мной, на всю ночь! Вот мы и дома. Понравился тебе наш папка? Мне — нравится».

Что-то изменилось в комнате. Обои другие. Цвет такой же, солнечный, желтоватый, а рисунок другой. И потолок побелили без нас. Сюрпризом, нам ничего не сказали.

«А мы-то с тобой, Димок, друг другом занялись, сразу и не заметили».

Костя чайник несет.

— Накушались? Теперь, мамка, садись, ешь.

— Костя, мне очень нравится комната — обои.

— Ага! Заметила наконец!

Лежит маленький сын в большой кровати. Начинается наша новая жизнь. У других — бабушки. У других — тети могут помочь.

У Димки — папа и мама, больше никого.

Справляйтесь как знаете, папа и мама. По утрам будет приходить женщина часа на два, больше она не может. Будет стирать пеленки, сходит в магазин. Кончится отпуск, можно взять еще на месяц, за свой счет. За это время нужно найти няню. Или, может быть, даже лучше в ясли Димку носить. Ясли, говорят, хорошие и недалеко.

Ночь, вообще-то говоря, сделана для того, чтобы спать. А для молодых матерей ночь сделана, чтобы просыпаться. Сон был всегда крепкий: закроешь, бывало, глаза — и до утра, с небольшим количеством сновидений. Теперь не то. Голосок у Димки слабый и тонкий, но требовательный. Научился, видимо, у других детей, где его былая скромность? Запас слов пока небольшой: «У-а!.. У-а-а!.. Ува-а!.. У-на!»

Иногда Костя деликатно заметит со своего дивана:

— Светланка, Дмитрий Константинович дошел до крепких выражений, включая «У-на!».

Но чаще всего Костя не слышит крепких выражений, сама подскакиваешь при первом же кротком «У-а!» Иногда лишний раз даже встанешь — стоит Димке чихнуть или покряхтеть сверх программы.

Спать очень хочется, но уж до того хорошо самой развернуть, подержать в руках розовые согнутые ножонки… с чем можно сравнить на ощупь? Шелк? Нет, Димкины ножки нежнее. Особенно приятно всовывать Димкину руку с пятью настоящими пальчиками (на каждом ноготок!) в широкий рукав распашонки. Запахнешь потом распашонку под спинку ему — раз и два! Голова Димкина качнется при этом немножко вправо, немножко влево.

Вот и нарядные мы, вот и сухие. Спи теперь, черномазый, не верти ротиком туда и сюда, ничего тебе не будет до шести часов утра. Никаких дурных привычек я тебе прививать не намерена, о том, чтобы есть ночью, ты у меня и не заикайся. Воспитывать буду по науке, будешь ты у меня опытно-показательный! Спи! Сам засыпай! Что сказано в книжке? Читал? Никаких укачиваний, никаких поглаживаний, никаких похлопываний! Все это, Димок, баловство, а мать у тебя педагог, в ежовые рукавицы ты, маленький, попал!

Качать, конечно, пережиток, анахронизм, но вот погладить и похлопать чуть-чуть, поверх одеяльца, ужасно хочется! Еще хочется — колыбельную спеть. И спою.

Совсем-совсем потихонечку, чтоб не проснулся Костя. А Димку такое пение еще не может развратить по той простой причине, что Димка его не услышит: новорожденные не слышат еще ничего!

— Светланка, он тут два раза чихнул без тебя.

Костя говорит с виноватым видом, будто он сам непосредственная причина такого непорядка — не уследил.

— А днем кашлянул.

Она ходила погулять на полчаса (в общем, до гастронома и обратно). Только вечером и можно — когда Костя дома.

Оба наклоняются над кроваткой и тревожно слушают.

— Дышит тяжело…

Светлана осторожно кладет руку на маленький лоб.

— Горячий он, Костя!.. Где у нас градусник? Сейчас буду кормить — поставлю.

— Как же ты ему поставишь? Ручонки-то у него такие крошечные!

— Я ему под ножку… Вот. А теперь завернем… Кушай, Димок, кушай, умница.

Димка ест лениво, как в первые дни. Костя присел на корточки рядом с креслом.

Ртуть на градуснике даже не сразу найдешь, то слишком низко смотришь, то кидаешься к самым страшным цифрам — слишком высоко.

— Костя, тридцать восемь и пять!