Мама

— Мама должна была подписать дневник.

— Ну и что?!

— Увидела бы тройку — и расстроилась.

И Светлана и Вадим были сами так расстроены и возмущены, что даже не заметили каламбура.

— И чтоб маму не расстраивать, ты два дня не ходил в школу и наврал с три короба? А маму ты как напугал — думал ты об этом или не думал?

— Я не думал, что она испугается.

На повороте Андрюша вдруг быстро сказал:

— Я, пожалуй, вперед побегу, маму успокою.

И побежал в свой Заречный переулок. Светлана и Вадим засмеялись, глядя ему вслед.

И сразу Светлана стала серьезной. Наврал с три короба, попало ему и еще попадет — все это так. Но вот что печально: почему и мать Андрюшина, и завуч да и она сама, даже директор и лейтенант милиции поверили глупому рассказу? Значит, еще могут бегать по тихим переулкам парни с ножами и нападать на прохожих? Значит, все-таки это не совсем неправдоподобно?

Мысли Вадима, кажется, были схожими.

— Светлана Александровна, — начал он, — а вот если бы мы жили уже при коммунизме, там никаких бандитов уже не может быть, верно? Им не для чего будет грабить и воровать. И даже не это — главное, люди станут другими. Когда это будет? Через двадцать, может быть, через сорок лет? Я, знаете, все размышляю об этом, как бы нам поскорее прийти к коммунизму, я даже статью об этом начал писать, в «Правду».

Вадим приоткрыл свой портфель и вынул голубую общую тетрадь, перелистал ее. Несколько страниц были исписаны почерком небрежным и вдохновенным, не таким, как пишут школьные сочинения.

Светлана переспросила с полной серьезностью:

— В «Правду» статью?

— Да, в «Правду». Я знаете что хочу предложить? Нужно написать воззвание ко всем преступникам. Пускай они поймут, что они тормозят, что они мешают…

— Вы думаете, подействует на преступников такое воззвание?

Вадим снова впихивал голубую тетрадку в портфель.

— Вот я вам прочту как-нибудь…

Юношеский баритон, пушок на верхней губе… и в то же время сколько в этом девятикласснике еще совсем по-цыплячьи детского!

— И знаете, Светлана Александровна, что меня иногда возмущает? Вот пишет кто-нибудь в газете или там в журнале о чем-нибудь нужном, об очень важном — о воспитании, о будущем всей страны, — и ведь он за это деньги получает?

— А как же ему быть? — удивилась Светлана. — Писатель… ведь это его работа. На что же он будет жить, если ему не будут платить гонорар?

Вадим все-таки не был убежден ее словами.

— Может быть, если действительно профессиональный писатель… Но все-таки некрасиво это… такие большие слова говорить… и вдруг — за деньги! Нет, когда я закончу статью и пошлю ее в редакцию, я так им прямо и напишу: «Гонорар мне не нужен!»

— А что, если вам, Вадим, сначала, для практики, написать воззвание к нашим школьным правонарушителям, ко всем грубиянам, лодырям, попытаться на них воздействовать?

Вадим с сомнением покачал головой. Такая задача, казалось бы более простая и близкая ему, не так его привлекала.

— Кстати, о грубиянах и нарушителях. Вы знаете, Светлана Александровна, кто рассказал Ирине Петровне, что вы подарили Володе коньки?

— Нет, не знаю.

— Ригалета наш… ну, помните, Новиков, со мной в одном классе учится.

— Как же, помню. Но при чем тут он?

— Тут отчасти мы с Андрюшкой были невольной причиной. Андрюша тогда примчался домой: «Учительница у нас мировая — во!» Ну, знаете, как у них, у ребят, принято — «на большой палец». «Володьке Шибаеву, говорит, коньки подарила!» А ему Толя Якушев рассказал, Володя-то сам не болтливый. А у меня как раз Новиков сидел. Потом, в школе уже, на перемене мы стояли у окна и смотрели на каток, по коридору Ирина Петровна проходила. Новиков, будто ее не заметил, нашим девочкам громко так говорит: «Вот вам всем, девчонкам, эта черненькая учительница нравится, Светлана Александровна, а как по-вашему, правильно или нет, когда учитель своим ученикам делает дорогие подарки?» Ирина Петровна с ним потом в учительской говорила, я знаю. Они подошли к дому Седовых.

— Я, пожалуй, не буду заходить, — сказала Светлана. — Вы уж сами маму успокойте, Вадим.

— Да, разумеется. Ведь и не было ничего. Неприятный осадок остался после этого разговора.

Пробовала направить мысли на веселый лад — на статью, которую Вадим готовит для газеты «Правда», на фантастических Андрюшиных злодеев.

«Вот сейчас приду… расскажу все Косте. Как милиционер в школе был… Костя сегодня рано вернется. Поскорее сделать все домашние дела и пораньше лечь спать. Устала!»

У Кости сидели два товарища: Саша Бобров и незнакомый майор. Сидели и дружно дымили в две папиросы и одну трубку.

Какая-то особенная чувствительность сейчас к дыму. Просто в комнате трудно быть — мутит.

Устроила им ужин, а сама даже и есть не могла. Вышла в кухню. Перемыла там все, перечистила. Больше делать нечего в кухне, да и неудобно совсем пропасть из виду — вернулась.

Сидят все трое, очень собой довольные, и один за другим или все враз ядовитые струи дыма из себя выпускают, прямо будто не люди, а паровозы. И форточка открыта, да что в ней толку!