Мама

Послышался грохот рухнувшей на крыльцо стремянки. Ёмкость с раствором опрокинулась, и её содержимое разлилось по ступеням. Пропитанная раствором губка шлёпнулась в метре от лица сестры Ангелины. Брызги раствора, смешавшись с тротуарной пылью, покрыли белоснежную вуаль мелкими серыми пятнами.

С полминуты сестра Ангелина лежала в полном неведении о происходящем вокруг, и разглядывала тротуарную плитку.

– Прости меня, Пресвятая Гермиона Заступница, вечно у меня всё не так, – прошептала сестра Ангелина. Наскоро перекрестившись, она поднялась на ноги.

Кряхтя и похрустывая суставами, она внимательно осмотрела себя. Не обнаружив на теле видимых повреждений, она, для верности, похлопала пухлыми ладошками по слишком раздавшимся вширь плечам, по колышущемуся животу, по рыхлым бёдрам, и развернулась посмотреть, за что же это она так зацепилась.

Бросив взгляд на крыльцо, сестра Ангелина обмерла. Чуть присев на толстых коротких ногах, она прижала ладони к обвисшей груди, да так и осталась стоять похожая на большую синюю курицу.

На крыльце, у самой двери стояла зелёная, накрытая куском ткани пластиковая коробка. В таких коробках, обычно, утилизируют отходы и ими забиты все свалки вокруг мегаполиса. А ещё в таких коробках под двери приюта подбрасывают младенцев.

Трепетное сердце сестры Ангелины возликовало.

– Ох! – Только и смогла произнести она вместе с глубоким шумным выдохом. Её руки дрожали, а увлажнившиеся глаза сияли счастьем. И было от чего.

Все младенцы, попадавшие в монастырь, проходили строгий медицинский осмотр и, если требовалось, помещались на некоторое время в пункт по восстановлению здоровья. Потом для каждого из них назначалась мама. Монахини, получившие разрешение после наступления совершеннолетия остаться в монастыре для служения, лишались многого, в том числе и радости материнства. Потому, каждая из них жаждала исполнить свой материнский долг, и каждый младенец воспринимался ими, как собственный. Материнство в монастыре, как и выходы в мир, тоже считалось привилегией, и любая провинность отодвигала кандидатку в мамы в конец очереди. Сестра Ангелина была в этой очереди первой и потому коробка, появившаяся сегодня под дверью произвела на неё такое впечатление.

Сестра Ангелина с превеликой осторожностью подошла ближе, будто коробка могла в любую минуту вновь броситься ей под ноги и опрокинуть на тротуар. Оказавшись рядом, она неуклюже нависла над находкой и, повернув голову набок, приблизила к ней ухо.

Коробка молчала.

Тогда сестра Ангелина осторожно двумя пальцами ухватила кусок ткани за самый краешек, и потянула на себя. Ткань свалилась, и сестра Ангелина ахнула, отшатнувшись и зажмурившись. Тряхнув головой, она снова открыла глаза и её взору представилась следующая картина.

Изнутри коробка была выстелена грязной жёлтой салфеткой. На салфетке мирно спал голый младенец.

Девочка. Год от силы. Казалось, что её не мыли с рождения. Правильной формы, будто вылепленную принтером, головку, покрывали бело-золотистые, скатавшиеся в колечки волосы. Пухлые щёчки. Маленький аккуратный носик. И если бы не, покрывающая эту нежную кожу грязь, ребёнка вполне можно было принять за ангелочка. На тоненьком запястье девочки, периодически вспыхивая светодиодом, был закреплён браслет-идентификатор. Спроецированная браслетом, на детском предплечье периодически появлялась надпись: «Анна. 08.07.2266.»

Сестра Ангелина снова перекрестилась. Девочка поёрзала, прижала ручки к груди, пару раз чмокнула розовыми губками и улыбнулась во сне.

– Дар божий! – Прошептала сестра Ангелина.

Она присела у коробки и осмотрелась по сторонам, будто желала убедиться, что те, кто оставил коробку на крыльце не передумали и не решили вернуться за ребёнком. Убедившись, что этого не произойдёт, она снова склонилась над коробкой. И в этот момент девочка открыла глаза.

На сестру Ангелину полыхнуло синим пламенем. Она ахнула, отстранилась слишком поспешно, и опять потеряла равновесие. На этот раз, она приземлилась на тротуар широким задом. В тишине отчётливо прозвучал короткий детский смешок. Девочка улыбнулась розовым ротиком. Она прижала к животику маленькие кукольные ручки, согнула в коленях крошечные ножки и сделала лужу на салфетке, которая, впрочем, тут же без следа впиталась в пористую ткань.

Лицо сестры Ангелины расплылось от умиления.

– Дар божий! – Вновь вырвалось у неё, и две слезинки двумя крупными каплями скатились по рыхлым щекам сестры Ангелины.

Спешно поднявшись, она многократно осенила себя крестом.

– Дар божий! – Повторила она, подхватила коробку и, раскачиваясь из стороны в сторону, бросилась обратно в раскрытую дверь, забыв про карниз, лестницу, губку и голубиный помёт. Она оглашала коридоры ещё спящего монастыря воплями и бухала по полу слоновьими ногами.