Мама

Анна на цыпочках подошла к двери, отперла засов и тихо отодвинула створку в сторону. Прохладный воздух ворвался в келью. Анна выглянула в коридор. Он был пуст, но в самом его конце, на пол падала полоса света из раскрытой створки чьей-то кельи. В дальнем крыле жили старшие. Она снова прислушалась. Тишина, только будто дышит кто-то.

«Интересно, кто это не спит в три часа ночи?».

Анна вышла в коридор и на цыпочках двинулась вдоль стены к открытой келье. И чем ближе она приближалась, тем отчётливей слышалось дыхание, и будто кто-то тихо плачет или шепчет. Полоса света, падающего на пол коридора, приближалась. Вот она уже совсем близко. «Это же келья сестры Ольги». Анна задержала дыхание и заглянула за открытую створку кельи.

На полу, спиной к двери на коленях стояла матушка Тереса в белой ночной рубашке и тихо плакала и причитала шёпотом, прижимая ладони к лицу. Перед ней лежал опрокинутый стул. Над стулом Анна увидел босые ноги. Она подняла голову, и дыхание остановилось у неё в груди. На перекинутой через потолочную балку верёвочке, привязанная за шею висела сестра Ольга. Белая рубашка опускалась до колен. Руки свисали вдоль тела. Голова завалилась на бок и шея, будто переломилась в том месте, где к ней была привязана верёвочка. Глаза сестры Ольги смотрели куда-то вдаль и будто подёрнулись инеем. Её тело покачивалось и медленно поворачивалось по кругу.

Анна вскрикнула. Матушка Тереса оглянулась и ахнула. Она вскочила с колен, приблизилась и, обхватив Анну за плечи, прижала к своему мягкому животу.

– Ты, что же это? Как же ты тут оказалась? – Матушка вышла в коридор, прижимая Анну к себе. К келье уже спешили сёстры Вероника и Гедемина. Обе в ночных рубашках. У одной в руке большой пластиковый мешок у другой ножницы. – Быстрее. – Услыхала Анна шёпот матушки Тересы. – И ради бога тише. – Потом она отняла лицо Анны от своего живота и посмотрела ей в глаза. Лицо матушки Тересы было мокрым от слёз.

– Ну-ка скорее в келью. Скорее. – Она отвела Анну и уложила её в постель. Потом затворила створку и присела на край её кровати.

– Что это, матушка Тереса? Я боюсь. – Анна вздрагивала. Её расширившиеся глаза синими пятнами выделялись на фоне побледневшего лица.

– Это жизнь, девочка. Проклятая жестокая жизнь. Когда-нибудь ты всё поймёшь, а теперь спи и пообещай мне, что ничего никому не скажешь о том, что видела сегодня.

– Я обещаю, матушка. – Анна натянула одеяло до самых глаз и зажмурилась. – Только вы посидите со мной ещё. Мне страшно.

– Хорошо, милая. Посижу.

– Матушка. – Глаза Анны увлажнились. – А почему сестра Ольга сделала это?

Матушка Тереса вздохнула и вытерла слёзы широкой ладонью.

– У неё не было выбора, милая, как и у всех нас. Спи.

Глава 8

Не забывали монахини и о бренном теле, но подход к физическому развитию девочек в монастыре был своеобразным.

Когда воспитанницам исполнялось двенадцать, то помимо занятий по общефизическому развитию, три раза в неделю по два часа в день они упражнялись в искусстве владения ножом. Обоюдоострый, с длинным клинком нож – основное оружие возмездия Пресвятой Гермионы Заступницы, и потому владение им входило в обязанность каждой монахини. Особенно ценилось умение без промаха метать нож на длинные дистанции несколькими способами, но и ближний ножевой бой тоже входил в программу. К тому же занятия развивали глазомер, координацию, ловкость, улучшали кровообращение, делали мышцы крепче, фигуру стройнее, а в трудный момент могли спасти жизнь в этом изменчивом и полном опасностей мире.

Сегодня, как раз был день занятий, и девочкам предстояло сначала выполнить метание, а потом, разбившись по парам, оттачивать приёмы ближнего ножевого боя.

Просторные ученические сутаны синего цвета, доходили монахиням до середины бёдер. На ногах мягкие спортивные туфли. На правую кисть девочек надевалась тонкая, покрытая сетью датчиков, перчатка, на глаза – визор. Сам нож моделировался программой и в реальности не существовал, но в перчатках и визоре воспитанницы чувствовали, как вес, так и длину ножа. Мишень в виде лица Волдеморта то же была виртуальной.

Всё происходило следующим образом.

Воспитанницы выстраивались в шеренгу в двух метрах от стены и в полутора метрах друг от друга. Надев визор и перчатку, они видели мишень, видели и ощущали нож в руке. Прицелившись, они метали нож. Если он попадал в мишень, то лицо Волдеморта плакало, разлеталось на куски и на его месте появлялось смеющееся лицо Гермионы Заступницы. Если же воспитанница промахивалась, то Волдеморт зловеще хохотал, а плакала Гермиона. После броска достаточно было щёлкнуть пальцами, и нож вновь появлялся в руке.

Со стороны же это выглядело иначе.

Выстроившиеся в шеренгу воспитанницы, глаза которых были закрыты визором, старательно махали руками, одетыми в перчатки, в сторону стены. При этом они шумно выдыхали воздух, а некоторые даже вскрикивали. Сутаны на их спинах, груди и под мышками были мокрыми от пота.