– Это моя машина. Даш, – Ян втягивает со свистом воздух. – Далер он…, – маятник часов замирает, – Далер мертв.
Взрыв.
Его слова разрезают меня пополам. Очерняют изнутри гарью адского пламени и рвут на мелкие кусочки, сразу же раскидывая остатки по ветру, чтобы не собраться обратно больше никогда.
– Ты… Как ты смеешь, – осекаюсь, желая назвать его как-нибудь. – Заткнись, понял? – жуткая злость проснулась внутри меня.
Ноги начинают дрожать, и я оступаюсь. Он дергается в мою сторону.
– Не приближайся, – жестом останавливаю его. – И не смей мне такое говорить, ублюдок. Он же твой брат, сукин ты сын.
Лицо уже мокрое от слез, а я срываюсь на бег.
– Гена, – ору ему. Выбегаю босиком на улицу, и он вылезает из машины ступая навстречу с бледным лицом. – Гена, где он?
Реву в голос добегая до середины того расстояния что между нами… Как вкопанная останавливаюсь.
– Гена… прошу… прошу скажи мне… умоляю, Гена…
Хочу исчезнуть. Хочу исчезнуть.
– Даш… – успевает произнести.
– Нет, нет… – кричу ему и затыкаю уши. – Не говори этого, ты тоже предатель. Он не мог… поймите же вы… Он бы никогда…
– Даша…
– Он же поклялся… Поклялся… Ты поклялся, как ты мог?
Хватаюсь за голову вцепляясь в волосы пальцами и согнувшись пополам ору.
Кричу что есть мочи, чтобы вселенная меня слышала.
Чтобы он услышал, как я погибаю.
Чтобы только он… только он услышал.
Падаю на землю, сбивая колени и кричу до срыва голоса, до нехватки кислорода, я кричу… Я кричу… и ветер подхватывает мой крик…
Услышь меня, милый. Услышь и возвращайся. Только вернись.
Только вернись, Далер…
Ко мне… к нам… не покидай.
Иногда люди умирают не физически. Они умирают изнутри.
Все чем я могла заняться после той истерики во дворе ждать.
Я не смирилась и не поверила.
Я не могла в это поверить. Они все лгали. Они все были предателями.
Все до последнего.
Днем и ночью я сидела возле окна в гостиной и встречала каждую машину. Провожала взглядом мужчин, расхаживающих по территории. Высматривала его.
«Где же ты?».
– Даша, что ты творишь? – спросил меня Ян.
– Не заметно? Я не вы. Так легко похоронили его. Тело нашли? Нет. Так какого черта он для всех вас вдруг стал… – не смогла произнести этих слов.
– Потому что он умер, твою мать, – повысил голос он вдруг. – Его течением унесло. Вот и не можем найти.
– Заткнись и не говори того, в чем не уверен, – снова отворачиваюсь, чтобы не смотреть на него.
– Тебе тяжело, я понимаю. Я тоже потерял брата, но он реально умер.
– Заткнись, Ян. Клянусь, если ты еще раз произнесешь эти слова я возьму пушку и прострелю твой грязный язык, – перехожу на крик.
Он вытаскивает и вкладывает мне в руку оружие, подойдя лишком близко и направляет дуло себе в лоб, произнося слова, стирающие меня навсегда:
– Он мертв, Даша… Далер мертв, мои люди ищут его тело. Они убили друг друга. А теперь стреляй.
– Он поклялся сыном. Он поклялся Рамилем, – вдавливаю дуло пистолета в его голову. – Попросил его подождать. Слышишь? Ты слышишь меня, предатель чертов. Не смей произносить эти слова. Не смей, – начинаю бить его кулаками бросив оружие на ковер, со всей силы, которая еще есть во мне, которая во мне еще осталась.
Хватает за локти и встряхивает.
Разворачиваюсь в его руках и убегаю в детскую комнату. Хватаю сына на руки и обнимаю его. Всматриваюсь в любимые черты, нахожу в них Далера. Смотрю на него и впитываю в себя боль, которая пытается сочиться из меня. Но я хочу сохранить ее в себе. Навсегда. Я выплесну ее потом. Сейчас я буду питаться ею.
Глава 37
Нет на свете боли, которая сравнится с болью утраты.
Нет такой.
Любая агония проходит независимо от того, что с тобой стряслось. Перелом, порез, ушиб… Неважно.
Но если под тобой разжигают костер и адский котел вновь и вновь перемалывает тебя в фарш, это бесконечно.
Бесконечно. Это много?
Мой ад жарит меня, не скупясь на пламенные объятия всего лишь неделю. А для меня каждая минута подобна одной жизни.
Я не сильна в математике, но за эти семь дней я сама сдохла не раз.
Есть надежда на время.
Вот я и жду.
– Дочка, поешь немного, – зовет меня мама.
Я закрылась в нашей комнате. Снова. Не хочу ни с кем говорить.
Шторами отделила себя от дневного света и села рядом с нашей кроватью…
Нашей… что еще мы поделили на двоих?
Да ничего мы не успели…
Я сплю в кресле. Уйти в свою спальню я не могу. Мне там страшно. Здесь, зато тепло. Но в кровати холодно. Я трясусь от холода. Одинокого, колкого, дикого…
И так каждый день. Потерянная, поломанная.
Я не хочу верить никому… но дыры в сердце и душе… они пропускают сквозняк.