Обед прошел, как писали когда-то в газетах, в теплой, дружественной обстановке. И душой всего общества была, конечно, Тамара. Она успевала все: и похвалить еду, и совершенно искренне восхититься Наташиным платьем, и рассказать Сашеньке несколько смешных историй, и со знанием дело оценить вино, которое они пили. Одновременно и очень к месту она еще упомянула и другие вина, которые ей приходилось пить в Барселоне и Париже. Как оказалось, Стас тоже был там и в этих же знаменитых ресторанах, так что им было о чем поговорить, а бедная Наташа не могла вставить ни слова, так как, понятное дело, ни о чем таком вообще не слыхивала, и в Испаниях и Франциях сроду не бывала. Однако Тамара была не такой человек, чтобы этого не понять. Спохватившись, она объявила, что Наташа, по-видимому, винами не интересуется, и ей такой разговор не интересен, а раз так нужно говорить на другие темы, интересные всем. И тут же завела разговор на сугубо женские темы, о бутиках, и о диетах, то есть о вещах, которые, по ее мнению, могли быть интересными Сашенькиной няне.
Самое плохое, что, когда они говорили о Париже и Барселоне, Наташа чувствовала себя оскорбленной, так как решила, что Тамара нарочно выбрала темы, о которых она ничего не могла знать. А когда Тамара перевела разговор на более близкие ей предметы, Наташа почувствовала себя оскорбленной вдвойне. Во-первых, ей почудилась в этом некая нарочитость, или лучше сказать снисходительность, а во-вторых, это вовсе и не были единственные доступные ей темы, она за последнее время столько прочитала книг, что Тамаре, наверное, и не снилось. Да и в интернете она сидела по несколько часов каждый день, так что была в курсе всех новостей.
По этим причинам она решила в разговоре в любом случае не участвовать. Ей не нужна их снисходительность, и к тому же она помнит свое место, она здесь за столом просто присматривает за ребенком. Конечно, она не собиралась показать себя невежливой, невоспитанной особой. Если к ней обращались, она отвечала очень вежливо с любезной улыбкой, но и только. По собственной инициативе она не произнесла ни слова, а все время почти даже и не ела, а только усиленно занималась Сашенькой, и так преуспела в своей политике, что Стас даже несколько раз удивленно посмотрел на нее.
Пару раз и она украдкой посматривала на Тамару, пытаясь отыскать причины для такого дружелюбного отношения с ее стороны. Вначале у нее была мысль, что та просто над ней издевается, но, сколько она не вглядывалась в лицо соперницы, никаких признаков фальши так и не увидела, та действительно была искренна в своей заботе о ней.
Надо же, оказывается, она еще и хороший человек, если так пойдет дальше, мы с ней еще и подружками станем, саркастически подумала она, и еще больше утвердилась в своем решении уйти из этого дома сразу после женитьбы Стаса. Ей не нужна хозяйка, ни хорошая, ни плохая, а Сашенька, при этой мысли боль снова пронзила ее сердце, а Сашеньке она все равно скоро не будет нужна, у нее будет такая прекрасная веселая мама.
Как только Сашенька поела, она тут же взяла ее за ручку и повела наверх. Саша как всегда уходить не хотела, но Тамара поднялась вместе с ними и выполнила свое обещание показать ей, как рисовать "мальчиков, девочков и собачков," и дала ей задание нарисовать детей из ее садика. Это подействовало, Сашенька согласилась и с увлечением уселась рисовать, а Наташа получила еще одну причину для самобичевания: Тамара справилась с ее воспитанницей, почти дочкой, гораздо лучше и быстрее, чем она.
Вскоре Стас и Тамара уехали, их ждали какие-то друзья, веселье и вообще наполненная какими-то хорошими событиями жизнь, а Наташа, у которой ничего в ее жизни вообще не осталось, села с раскрытой книгой в кресло и стала думать, что делать дальше. Варианты отпадали один за другим. Звонить Элеоноре Сергеевне было бесполезно, та ведь, в конечном итоге, заботилась не о Наташе, а о Сашеньке и о своем сыночке. Ей нужна была любящая жена для сына и хорошая мама для внучки, а будет ли это Наташа или Тамара ей было без разницы. Да и что она может сделать? Скажет только, что Наташа сама виновата, зачем так долго тянула и будет, конечно, права. А то, что ее сын совершенно непредсказуем и никогда неизвестно, когда он соизволит явиться домой, для нее не причина. Да и потом, если быть до конца честной, о чем она сама думала те три года, когда он никого не приводил. Как же ей ни разу не пришло в голову, что она тоже женщина. Ведь вполне могла бы привести себя в порядок раньше и соблазнить его. Ладно, о чем теперь говорить. Теперь нужно думать о том, как жить дальше.