Мама джан

– Ашотик сказал тебе, что Сеня умер? – спросила Рина, всхлипывая.

– Сказал, сказал…

И в это мгновение появился Цыган, сияющий, счастливый, как бумажник, набитый баксами. Он был с женой. Ей исполнилось восемнадцать лет, родители баловали ее безмерно, разрешали вытворять все, что только могло втемяшиться ей в башку. Она все и вытворяла. Шикарно одевалась, шастала по ночным клубам, курила травку, любила мужиков. Цыган был очередным ее капризом. Именно это в нем ей и нравилось, что он настоящий цыган. Сегодня, уже ширнутый, он был одет в стиле девяностых годов – красная олимпийка «Adidas», черные, расклешенные джинсы, кепка «восьмиклинка», особый в его понятии шик – с ней он никогда не расставался. На шее золотая цепь с крестом, подарок жены. Умел, зараза, понты наводить, ничего не скажешь.

– Мы, кажется, опоздали? – манерно улыбаясь, сказал он. – Жена решила ехать на своей «Тойоте». Я говорил, что в пробках застрянем, метро надежнее. Но ей захотелось на «Тойоте»…

Цыгана облепили со всех сторон, оттеснив от него жену. Его поздравляли, дарили подарки. Всего перемазали губной помадой. Он принимал знаки внимания с довольным видом. Музыканты с трудом протиснулись к нему.

– Вот, брат! – после дружеских объятий сказал Кабан. – Сколько мы уже знаемся, сколько мы прохавали с тобой вместе… Короче, прими от нас всех подарок, брат!

Рина вручила Цыгану зачехленную гитару.

– А че так минорно, Кабаненок? – спросил Цыган, расстегивая чехол.

– Да так…

– Ничего, сейчас все в мажор упадем, – заверил именинник.

Он извлек из чехла гитару и ахнул:

– «Martinez», это «Martinez»! Братья!.. Кабан, Кабанище! Медведь!.. Оленька… Рина!.. Дайте я вас расцелую!..

Снова объятия, поцелуи. Потом Цыган, погладив с величайшей нежностью гитару, взял пару аккордов.

– Сказка!..

Переливая водку, он наполнил стакан и крикнул:

– Давайте выпьем! Спасибо, что вы пришли! Будем пить и веселиться! Все сегодня должны напиться в доску…

– Нэт! – остановил начинающийся разгул Ашот. – Кто здэсь тамада?

– Прости, Ашот, – повинился Цыган. – Ты тамада на веки веков…

– Тогда слушайте, что я скажу… Все займите свои места, – Ашот подождал тишины и продолжал. – Цыган, брат, у тебя сегодня великий день! В этот день ты появился на свет двадцать два года назад. Для нас этот день тоже праздник. Но сегодня и грустный день. Ты еще не знаешь… Умер наш Сеня…

– Сеня-газетчик! – Хмурая гримаса исказила его лицо. – Ничего себе подарочек к дню рождения!..

– Умер наш брат, – продолжал Ашот. – Его все любили. И первым делом, Цыган… хоть и твой день рождения, но мы должны помянуть Сеню.

– Конечно, конечно, – пробормотал Цыган. – Надо же, умер в мой день рождения. Извини, Ашот, что перебиваю… но… в уме не укладывается…

– Давайте помянем. – Ашот поднял стакан с водкой. – Это будет правильно. Я только одно еще скажу. Чтобы все знали. Я это Кабану уже говорил. Сеня умер красиво! С книжкой в руке и с улыбкой на губах! Нэ каждый сможет так красиво умереть! Я так нэ смогу…

– Почему? – не по делу спросил один из Двух Коль, ну, точно, Вася.

– Почему, почему… Зачем спрашиваешь? Потому что он книжку читал… А я уже нэ помню, когда последний раз книжку читал…

Как-то смешно прозвучало его признание, все невольно посмеялись.

– Я серьезно говорю! – горячился Ашот. – А какую книжку он читал! Вах!.. Стихи он читал! Где та книжка, Кабан?

Кабан вытащил книгу из-под ремня, и томик Георгия Иванова прошел через множество рук, прежде чем оказался у Ашота.

– Вот, слушайте, – Ашот открыл загнутую страницу, начал было читать вслух, запнулся, рассердившись на себя. – Э-э, так стихи нэ читают… Нэ умею я читать стихи… Ну-ка, Кабан, иди сюда… Давай ты…

Странной показалась эта затея. Хотя как иначе и поминать-то Сеню? Кабан взял книгу, помедлил, собираясь с духом, и прочел в наступившей тишине:

Мы не молоды, но и не стары.
Мы не мертвые, и не живые…

– Вах! Совсем про нас сказано! – прокомментировал Ашот.

Вот мы слушаем рок гитары
И романса слова роковые.
О беспамятном счастье цыганском…

– Слышишь, Цыган? – крикнул Ашот.

Цыган кивнул головой.

Об угарной любви и разлуке,
И как вызов – стаканы с шампанским
Поднимают дрожащие руки…
За бессмыслицу! За неудачи!
За потерю всего дорогого!
И за то, что могло быть иначе!
И за то, что не надо другого!

– Вах, какие стихи! Как вся наша судьба… Прочитал человек, как будто всю свою жизнь прожил – и умер… Помянем Сеню… Только хороший человек мог так умереть!

Все выпили, помолчали. Прохожие все шли и шли мимо них, и все не переставали удивляться, по какому поводу гулянье. Кто разрешил? Но честная компания ни на кого не обращала внимания. Кто разрешил – пусть никого не колышет. У Ашота все тут схвачено.