Мама, это ты?

Вот Павлуша лихо скачет верхом на Аките, отвлекая внимание гувернантки, а Люда в это время с хитрым выражением лица подкладывает кнопку на её стул. Я не выдаю их, лишь наблюдаю со стороны двери. Понимаю, что это не по-взрослому, но так не хочется портить им шалость. К тому же Генриетта может и вовсе не почувствовать кнопку, ибо зад у неё выглядит воистину железным. Как и взгляд, которым она одаривает детей. В голосе тоже сквозит металл, отчего самой хочется спрятаться, лишь бы не попадаться ей на глаза.

Неожиданно мои плечи обхватывают сильные руки, разворачивают к себе, и я смотрю в серо-голубые глаза Олега Степановича. Их взгляд завораживает, хочется смотреть в них вечно. Так же вечно хочется ощущать его губы на своих губах… Его объятья, которые становятся всё сильнее. Руки, которые укутывают, блуждают по всему телу, останавливаются ниже спины, обхватывают ягодицы…

Голова кружится, дыхание срывается, и вот я уже на кровати да не одна. Ух, какой он, оказывается, горячий, какой тяжёлый. А ещё крепкий, твёрдый, словно и не из мяса состоит.

— Ты очень красивая, — шепчет он мне на ухо и тут же прикусывает его, отчего становится ещё жарче. — Столько лет прошло, а я не могу тобой насытится. Как насчёт ещё одного ребёнка, дорогая?

И так многозначительно смотрит, а потом…

Потом я просыпаюсь в своей постели с грохочущим сердцем и тянущим чувством внизу живота. Фух, надо умыться! Встаю с постели, накидываю халат, которому сто лет в обед. Он у меня ещё со времён жизни в монастыре, новый некогда было купить. Всё же это не та одежда, которую надеваешь часто. Не предмет первой необходимости. А зарплата у прежней хозяйки оставляла желать лучшего.

Крадучись выхожу из комнаты, двигаюсь в сторону ванной комнаты. Плещу в лицо холодной водой, пью прямо из-под крана. Вода чистая, да такая холодная – аж зубы ломит. Зато прихожу в себя.

Взгляд зацепляется за ванну, в которой я с удовольствием бы полежала, но… повязка на рёбрах. Как назло, кожа тут же начинает зудеть, требуя свободы и чистоты. Хм, а может всё-таки… Только сходить сначала к себе за полотенцем и шампунем с мочалкой. Размотать бинты, а утром попросить Глашу снова их намотать. Да, так и сделаю!

Стоит мне войти в свою комнату, как небо раскалывает жуткой молнией, а потом раздаётся оглушительный гром. Вздрагиваю всем телом, что-то странное мелькает в голове.

Нужно идти наверх.

Зачем? Что-то важное, связанное с грозой. Грозы важны для дома, нужно…

Надо заполнить резервуары.

Какие резервуары? Понятия не имею, но забываю о планах на ванну, вновь выхожу из комнаты и иду наверх. Ступени поскрипывают в тишине, здесь не слышно, как на улице бушует непогода. Второй этаж с хозяйскими комнатами, третий технический…

Тёмный коридор пугает, но стоит мне ступить на ковровую дорожку, как мигом зажигается свет. Множество дверей с двух сторон, одна из них так и манит её открыть. Осторожно нажимаю на ручку, толкаю её и с удивлением обнаруживаю, что она поддаётся. Внутри какие-то странные конструкции, которые светятся в темноте. В центре комнаты что-то вроде кафедры, на которой мигают разноцветные огоньки. Множество кнопок, рычажков, шкалы каких-то индикаторов. Уф, как всё сложно!

Очередная вспышка молнии ослепляет, притягивает меня к окну.

Всегда боялась гроз. Казалось, что это гневаются небеса, очищают воздух от скверны, которую изрыгают злые люди. С одной стороны, дело нужное, с другой – страшное, величественное, могущее убить.

Но сейчас почему-то не так страшно. То ли дело в стенах дома, то ли ещё в чём.

Сколько я так простояла около окна – не могу сказать. Глядя на буйство стихии за стеклом я забываю о том, как здесь оказалась. Я вообще ни о чём не думаю, только наблюдаю, как молнии вспарывают небеса, озаряют их, расцвечивают небывалыми красками.

В какой момент в комнате появляется мужчина – я не помню. Она пока меня не замечает, ловко управляется со всеми этими рычажками и кнопками, всматривается в шкалы. А я стою, завороженная красивыми рельефами обнажённого торса, отмечаю, с какой хищной грацией движется мужчина, который оказывается… Олегом Степановичем! И он таки замечает моё присутствие.

Мамочки…

— Полина? — спрашивает он, удивлённо приподнимая бровь.

Горящим взором скользит по моему лицу, фигуре. Меня бросает в жар от его взгляда, кажется, словно в глубине его очей сверкают молнии. Или то отражение молний реальных? Трудно сказать, я вообще сейчас на редкость плохо соображаю.

Наконец мой язык, который до того буквально прилип к нёбу, обретает подвижность.

— Олег Степанович? — растерянно бормочу. — Как я здесь очутилась? Что произошло?

Он шагает ко мне, тянет руки, чтобы что? Неужели обнять? Или схватить, как нарушительницу? Ведь эта комната явно не для посещения простыми слугами. Возможно, что-то тайное…

— Вам не кажется, что эти вопросы должен задавать я? — вновь изгибает бровь Олег Степанович, убирая руки обратно к бокам.