Мама и смысл жизни

— Ну, нет, — Эрнест подумал о Хэлстоне и о том, что Артемида могла чувствовать по отношению к нему. — Не совсем. Она была… как это сказать… скорее приятельницей, подружкой для постели. В общем, я не очень расстроен, что ее потерял. Главное, что меня расстраивает — незнание. Почему она сбежала? Из-за меня? Я каким-то образом сделал ей больно? Что-то сказал? Был невнимательным любовником? Во мне есть что-то совершенно неприемлемое? Вы понимаете, о чем я. Вызывает бурю неприятных вопросов.

— Я вас очень хорошо понимаю, — сказала Артемида, сочувственно качая головой. — Сама через это прошла, и не так давно.

— Правда? Удивительно, сколько у нас общего. Может, попробуем исцелить друг друга? Продолжим этот разговор как-нибудь в другой раз — например, сегодня вечером, за ужином?

— Да, но не в ресторане. Мне хочется что-нибудь приготовить. Вчера я набрала прекрасных лисичек, и сегодня сделаю венгерское грибное рагу. Хотите составить компанию?

Никогда еще часы терапии не тянулись так медленно. Эрнест не мог думать ни о чем, кроме Артемиды. Он был ею зачарован. Он вновь и вновь подталкивал себя: «Сосредоточься! Сфокусируйся! Отрабатывай свой гонорар! Выкинь эту женщину из головы!» Но Артемида не давала себя выкинуть. Она удобно устроилась у него в лобной коре и планировала остаться надолго. В Артемиде было что-то волшебное, притягательное, наводящее на мысли о бессмертной, неотразимой африканской царице из романа Райдера Хаггарда «Она».

Эрнест, конечно, заметил, что думает больше о привлекательности Артемиды, нежели об облегчении ее страданий. Эрнест, укорил он себя, не забывай о главном. Что ты делаешь? Эта затея и так сомнительна, даже без сексуальных приключений. Ты уже ходишь по краю — выдоил из Хэлстона сведения о том, как найти Артемиду, превратился в незваного бродячего психотерапевта, наносящего домашний визит красивой незнакомке. «У тебя мания величия, — предостерег он самого себя, — ты ведешь себя неэтично и непрофессионально.» Осторожность превыше всего.

«Ваша честь, — представил себе Эрнест звучный голос своего наставника, вызванного на суд в качестве свидетеля, — доктор Лэш хороший терапевт и соблюдает медицинскую этику, кроме тех случаев, когда думает головкой, а не головой.»

Нет, нет, нет! — запротестовал Эрнест. Я не делаю ничего неэтичного. Я намереваюсь совершить доброе дело, акт милосердия. Хэлстон, мой пациент, необдуманно нанес другому человеку тяжелую рану, и не похоже, что он когда-либо попытается загладить свою вину. Я и только я могу исправить положение, причем быстро и эффективно.

Домик Артемиды, словно вышедший из сказки про Гензеля и Гретель — маленький, с высокими треугольниками фронтонов, опутанный кружевными узорами, как пряник, и окруженный плотной, подстриженной сверху полосой можжевеловых кустов — органичнее смотрелся бы в немецком Шварцвальде,[25] чем в округе Марин. Артемида встретила Эрнеста в дверях со стаканом свежевыжатого гранатового сока в руке. Она извинилась, что в доме нет алкоголя: «Это зона, свободная от наркотиков, — сказала она, — кроме ганджи, святой травки.»

Усевшись на диван — канапе а ля Луи Каторз на тоненьких бело-серых ножках, покрытое ручной вышивкой — Эрнест вернулся к теме сбежавших любовников. Он применил весь свой опыт, но скоро был вынужден признать, что преувеличил переживания Артемиды.

Она призналась, что прошла через то же самое, и что ей пришлось нелегко. Но все же это было менее болезненно, чем показалось сначала по ее словам; она созналась, что сказала так только из вежливости. Она упомянула, что ее недавно бросили, только из желания помочь Эрнесту выговориться. Ее мужчина ушел без каких-либо объяснений, но эта история не слишком выбила ее из колеи. Эти отношения не были для нее важны, и она не сомневалась, что это не ее проблема, а того мужчины. Эрнест глядел на нее в изумлении: эта женщина рациональна в такой степени, которой он сам едва ли сможет когда-нибудь достичь. Он расслабился, официально сошел с поста терапевта и приготовился получить наслаждение от остального вечера.

Жаркий рассказ Хэлстона подготовил Эрнеста к тому, что будет дальше. Но скоро стало ясно, что Хэлстон сильно недоговаривал и, по-видимому, не смог даже по достоинству оценить происходящее. Разговор с Артемидой был чистым наслаждением, рагу из лисичек — маленьким чудом, а то, что было потом — гораздо большим чудом.