Мама, я демона люблю!

Антуан, наверное, и сам не понял, с чего бы это у него хватило духу. Удивлённо уставился на узкую изящную ладонь, которой только что ударил меня по губам. Ударил неловко, наверняка лишь пытаясь прикрыть рот. Но я дёрнулась, а он разозлился, и получился шлепок. А потом из губы пошла кровь: сильно, жарко. Как раз одновременно с тем, как закончил кататься по полу соскользнувший с пальца и оцарапавший меня перстень. Бывший испуганно прижал ладони к мгновенно побледневшим щекам, пытаясь, видимо, не закричать. А я, как и полагается сильной и жёсткой женщине, скривилась, небрежно вытерла разорванную губу плечом и выплюнула:

— А бьёшь ты так же паршиво, как трахаешься.

И тогда он уже ударил по-настоящему. Всё ещё неумело, смешно, почти не больно. Но уже осознанно, стараясь заставить меня рыдать, умолять, как уже было когда-то. Не на этот раз, милый. Не на этот раз.

— Заткнись, гадина! Заткнись! Ты понятия не имеешь, о чём говоришь!

Шлепки раздавались снова и снова. Он промахивался, жмурился от страха, задевал костяшками пальцев ножку кровати и выл ещё сильнее, не понимая, что делает не так.

А тёмное и страшное во мне, не умея выйти наружу без помощи фамильяра, кипело, бурлило и наливалось чернотой Подземья. Мы не оставим его безнаказанным, нет. Мы обязательно отомстим. Мы отомстим за эту крайне удачную пощёчину, и за румянец на бледных щеках красавчика, который казался мне раньше таким по-детски притягательным, и за каждый плевок мне в спину мы отомстим тоже. Нам просто нужно выбраться отсюда живыми и найти демона. А потом мы вернёмся. О, как мы вернёмся!

Шепоток в голове становился громче, отчётливее, заменял внутренний голос, оттеснял его на задний план.

Что делает ведьму ведьмой? Фамильяр? Магия? Или… отличная идея?

— Я сдаюсь! Сдаюсь! Ты был прав, а я нет! Прекрати, Антуан! Пожалуйста!

Бывший и вовсе опешил. Только что он, избивающий связанную и валяющуюся у его ног женщину, казался себе слабаком и вдруг всё переменилось, а рыжая ведьма прижалась лопатками к половицам и хлюпает носом, словно и правда признала его власть.

— Ты что?

— Сдаюсь я! — пришлось повысить голос и приложить немалые усилия, чтобы не добавить «придурок».

— О. О… Ну ладно…

Кажется, этот придурок не был готов к такому повороту событий. Пришлось подсказывать:

— Я виновата, — вздох получился достаточно глубоким, чтобы обтянутая верёвками грудь выглянула из декольте, как перебродившее тесто. — Не ценила, не понимала тебя. Требовала слишком многого и постоянно, всё время, ах, заставляла слушать. Прости меня, Антуан! Ты был прав: мужчины полигамны. И вы прямо-таки обязаны рассказать всему миру о своих достижениях! Я должна была, обязана это принять!

— Да?

— Конечно! — подтвердить получилось с таким жаром, что я почти сама себе поверила. Ещё и покивала для пущей верности, пока шею не свело. Ты ведь понимаешь, что я до сих пор л… гх…лю… — кхе-кхе! — о, как противно это произносить! — Люблю тебя!

Нет, ну он же не настолько самодовольный идиот, чтобы в поверить?

Антуан задрал подбородок и упёр руки в бока. Настолько.

— Продолжай, Триста. Мне нравится, к чему ты клонишь.

Самой бы ещё понимать, к чему я клоню… Почему-то в голове всплыл образ Сели. Соблазнительной, изящной демоницы, способной и без колдовства заговорить зубы кому угодно. Я повела плечиком, копируя движения чертовки, чуть приподнялась на локтях. Наполнявшая меня чернота, не в силах вырваться магией, выглянула из глубины глаз манящим бархатом, гипнотизируя мужчину.

— Но и ты пойми меня правильно, дорогой, — я якобы смущённо опустила взгляд и тут же снова стрельнула им из-под ресниц. — Женщины не умеют держать себя в руках. Ты заставил меня ревновать.

Антуан вскинул ладони, останавливая сладкие речи:

— Цветочек! Ну нельзя же такого, как я, — он самодовольно ухмыльнулся краем рта, — отдавать одной-единственной женщине. Меня вполне хватит на всех!

Я подалась вперёд, прижимаясь к его ноге:

— О да! Уверена, что хватит! Но ты обделил вниманием меня! Неужели, — ещё один глубокий вздох, — я недостаточно хороша для тебя? Ты совсем забыл о своём цветочке…

На последней фразе пришлось подавить спазм отвращения в горле. Ничего страшного, ведьмы не брезгливы. Справлюсь.

Он опустился на колени рядом, погладил по руке, притянутой (пока что!) верёвкой к торсу, убрал за ухо прядь растрёпанных волос и, кажется, попытался вытереть размазанную по подбородку кровь.

— Что ты! Что ты! Как можно?! Каюсь, я был немного зол. Ты так долго пыталась привязать меня, оградить от друзей и других красавиц… Я и не надеялся на понимание!

Я дёрнулась и прильнула к нему всем телом:

— Я понимаю! Теперь я понимаю! Мы оба… Я, только я, наговорила так много лишнего! Нет мне за это прощения! Хотя возможно, — я позволила изящным тонким рукам Антуана обвить мою талию и выдохнула ему в самое ухо: — Возможно я сумею заслужить твоё прощение прямо сейчас?

Он настолько самовлюблённый кобель или не настолько?

Дрожащие ручонки бывшего уже торопливо распутывали узел верёвки, то и дело перескакивая на пояс штанов.

Ой, ё…