— Вот умора! Тебе только по телевизору выступать.
Слышишь машину, когда она катится по тихой улице.
Пересмешников, которые поют в эвкалиптах, ты здесь не услышишь, но это ничего — то, что ты слышишь здесь, слышать тоже интересно.
Иногда ты слышишь автомобильный гудок, но если захочешь услышать его опять, ждать тебе придется долго. Свистков не услышишь совсем, но зато, если прислушаешься хорошенько, услышишь, как кто-то идет по тротуару.
Звуки раннего утра всегда интересные, потому что уже другой день и ты уже забыл все, что видел во сне, забыл радостное и удивительное, и то, от чего страшно, и то, от чего на душе у тебя становится так тяжело, что ты понимаешь: ты спишь, потому что, когда ты не спишь,
Мама Девочка пахла теплом и глубиной. Я старалась лежать не шевелясь, чтобы не разбудить ее, но когда повернулась тихо-тихо, увидала: ее глаза широко открыты и она улыбается.
— Что ты делаешь, Лягушонок?
— Слушаю.
— Я тоже. Слышала, что он сказал Луи?
— Конечно.
— Я, когда услышала их, почувствовала гордость.
— За что?
— За то, что я в Нью-Йорке, за то, что я участвую в пьесе, за то, что у меня есть возможность стать такой же настоящей на сцене, как они — на улице.
— О!
— Некоторые люди такие настоящие — реальные, — что даже нет необходимости их видеть: достаточно голоса. Они — живые. У них тяжелая работа, но они реальны как никто, и иногда даже кажется, что они знаменитей всех знаменитостей.
— А разве это не так?
— О нет, их никто не знает.
— Ну а кто же тогда знаменитые?
— Знаменитости. Их знают все.
— Но кто-то знает и людей, которые незнаменитые.
— Кто же?
— Да все, кого они знают, — сказала я. — Если у Луи есть жена, она его знает, а если у Луи с женой есть дети, они знают их — своих мать и отца. И их знают еще другие люди. Я не знала, что ты тоже слушаешь.
— Я не сплю с шести, — сказала Мама Девочка. — Я проснулась ровно в шесть — без телефонного звонка. Сейчас уже почти семь.
— Хочешь еще поспать?
— О нет, я слишком счастлива.
— Я тоже не хочу.
— А не позавтракать ли нам прямо здесь, раз мы свободны, — как ты думаешь?
— Ну конечно!
— Я попрошу приготовить нам еды для пикника и принести вместе с завтраком.
— У нас осталось еще много всего в корзине, давай сначала съедим это.
— Хорошо. Куда мы поедем?
— Куда бы хотела ты.
— Тогда переедем по мосту Джорджа Вашингтона в Нью-Джерси и там проедем через несколько городков.
— Каких?
— Ну, таких, как Паттерсон, Юнион-Сити, Равей и, может, шесть-семь других.
— Они красивые?
— Нет.
— Тогда зачем нам смотреть на них?
— О, в этих городках осталась часть моей жизни, а видела я их давным-давно. Будет интересно посмотреть на улицы и площади, которые я когда-то так хорошо знала.
— Что ты видела во сне, Мама Девочка?
— Что-то видела, но что — не помню.
— Не была, случайно, на Кони-Айленде?
— Может быть, но не уверена.
— Я — была.
— Интересно?
— Лучше, чем когда мы были там по-настоящему.
— Серьезно?
— Да — и догадайся, кто еще там был.
— Кто же?
— Мой отец и мой брат.
— А где была я?
— Со мной, конечно.
— Как они выглядели?
— Прекрасно.
— А как мы выглядели?
— Тоже прекрасно. Мы все остановились, когда увидели друг друга, и все засмеялись, а потом побежали друг к другу и начали обниматься и целоваться.
— Очень приятный сон. Надеюсь, он кончился не слишком скоро?
— Он вообще не кончился, потому что я его не забыла — то есть забыла только сперва. Что такое сон, Мама Девочка?
— О, на этот вопрос, Лягушонок, я, пожалуй, ответить не в состоянии. Люди ищут ответ на него с тех пор, как они начали видеть сны.
— А когда они начали их видеть?
— Точно не знаю, но, думаю, тогда, когда им захотелось лучшей или просто другой жизни.
Мама Девочка соскочила с постели и начала вынимать из корзины для пикника все, что в ней оставалось.
— И правда, — сказал она, — тут всего вдоволь. Я намерена позавтракать очень основательно и хочу, чтобы то же самое сделала ты. Чернослив, овсянка, яйца всмятку, тосты, горячее какао.
— Брр! А что-нибудь другое нельзя?
— Чернослив и овсянка очень для нас полезны.
— Раньше мы их не ели, так почему же мы должны есть их теперь?
— Потому что мы отправляемся в Нью-Джерси, а я, когда там жила, ела именно это. Будет интересно — один нью-джерсийский день. Согласна?
— Еще бы! Не выношу чернослив и овсянку, но все равно их заглотаю.