Мама, я люблю тебя

Но Майку она так и не позвонила. А я постеснялась сказать ей, что хоть мне и нравится в Нью-Йорке, мне нравилось и у нас дома в Калифорнии, нравилось, где мы жили, и нравились все мои друзья и подруги, чьи отцы и матери не разведены, чьи отцы не в Париже и чьи матери не стремятся на сцену, а просто живут-поживают у себя дома. Я не стала говорить ей об этом, потому что мы прилетели в Нью-Йорк специально для того, чтобы Мама Девочка могла снова попытать счастья в театре.

Мало-помалу ее голос изменился, перестал быть сердитым, взволнованным и огорченным, опять стал спокойным и серьезным, и она начала читать пьесу.

— «Все в этой пьесе происходит с девочкой, — прочитала она. — Девочке восемь или девять, может, десять или одиннадцать лет, и у нее много друзей, в большинстве своем — воображаемых. Она очень серьезная, но назвать ее несчастной девочкой нельзя — просто она воображает разные происшествия, в том числе и такие, которые были на самом деле. То, что происходит с ней наяву, ничуть не отличается от того, что она воображает, и все так же реально, как она сама».

Мама Девочка остановилась, чтобы закурить «Парламент», и посмотрела на меня. Она ничего не говорила, она ждала, и я сказала:

— Мне нравится.

— Правда, Лягушонок? Потому что если это правда, то… я хоть смогу прочитать ее тебе, а потом…

— …пора будет идти на чай к мисс Крэншоу.

— Она ведь понравилась тебе?

— Еще бы! А тебе разве нет?

— Да, конечно, но она такая умная и знаменитая, что я немножко боюсь ее.

— Ну уж это глупо, Мама Девочка!

— Нет, не глупо. Боюсь, что она видит меня насквозь, а ведь я ничтожество.

— Перестань сейчас же! Ты прекрасно знаешь, что это не так.

— Нет, так. Сказать правду, так мне не хочется ни учиться, ни работать, а хочется только прославиться и разбогатеть. И чтобы все мне поднесли на серебряной тарелочке. Она с первого взгляда поймет, что я такое и чего хочу. Ты-то, конечно, ей полюбишься, потому что ты не хочешь для себя ничего.

— Мама Девочка, может быть, хватит нам ссориться и ты почитаешь? Я ведь, кажется, извинилась?

— А с чего тебе извиняться? Ты не сделала ничего плохого, а вот я вела себя плохо и прошу извинить меня, Лягушонок. Правда-правда. Я даже дурнею от злости на свою глупую жизнь. Ведь я думаю только о себе, о себе одной. Мне хочется быть красивее всех, знаменитее всех, хочется разбогатеть — и от этого я дурнею.

— И вовсе нет, Мама Девочка! Ты красивая, даже когда ты дурнеешь. То есть я хочу сказать — ты всегда-всегда красивая, не важно, что ты думаешь или делаешь.

— Нет, не всегда, — ответила Мама Девочка, но тут зазвонил телефон, и оказалось, что это Глэдис Дюбарри. Мама Девочка говорила с ней недолго и не очень вежливо, сказала «гудбай» и нажала на рычаг, а потом позвонила телефонистке и попросила ее:

— Я работаю, и, пожалуйста, не соединяйте с нами никого, пока я не скажу.

Она прочитала всю пьесу от начала до конца. Иногда было смешно, иногда грустно, а раз или два — как-то совсем по-другому, сама даже не знаю как, только внутри у меня все замирало и было немножко страшно.

И вся пьеса была про маленькую девочку и про то, что она воображала, и еще про то, что происходило с ней на самом деле.

Когда Мама Девочка кончила читать, на глазах у нее были слезы. Она долго молчала, а потом сказала тихо:

— Я знаю эту девочку, потому что сама ею была — да и не перестала быть. Тебе нравится пьеса, Лягушонок?

— Да, Мама Девочка!

— Я рада, но сейчас я хочу немножко поспать. Я хочу заснуть и снова вспомнить эту пьесу — собственную мою жизнь.

— Я тоже!

Мы растянулись, не раздеваясь, на постели, и через несколько минут Мама Девочка уже крепко спала. Я лежала и думала о пьесе, и о Маме Девочке, и о том, что она только что сказала, а потом я посмотрела на нее, и — правда, она на самом деле была девочка из этой пьесы и до сих пор оставалась ею, только теперь ей было тридцать три года и у нее была собственная дочь девяти лет — я.

Я вспомнила, что воображала девочка, и вообразила кое-что свое. Потом то и другое перемешалось, и я уже не знала точно, где девочкино, а где мое. А потом я прижалась к Маме Девочке, обняла ее и заснула.

Львы и тигры на газоне