Наконец, статья была написана, и я смогла вырваться на свободу. У меня оставалось еще достаточно времени, чтобы привести себя в порядок и ехать в ресторан. Пожалуй, в последний раз я так тщательно собиралась на празднование Нового года в Нью-Йорке, надеясь покорить Тома. Как известно, безуспешно.
И вот в назначенное время я подъехала к ресторану. Пит уже сидел за столиком. При одном взгляде на него мое сердце сжалось от тоски по Тому.
- Привет, отлично выглядишь! – хором поприветствовали мы друг друга, преодолев таким образом неизбежную неловкость первой встречи после долгой разлуки прежде неразлучных людей.
Мне все время приходилось сдерживаться, чтобы не наброситься на Пита с расспросами о Томе, о его личной жизни, и мы говорили на нейтральные темы: о группе, о семье Пита, о новом альбоме, о моей работе - в общем, обо всяких глупостях.
Но чем больше я сдерживалась, тем больше меня распирало, и чтобы не сболтнуть лишнего, я пила вино. Видимо, слишком много. Я поняла это, когда уже было поздно, и картинка перед моими глазами начала расплываться. Возможно, остановись я раньше, ничего бы из того, что произошло затем, не случилось.
Но количество выпитого послужило катализатором для того, чтобы боль и обида, копившиеся во мне в течение всего этого месяца, прорвались наружу.
- Ты понимаешь, - изливала я душу Питу, который, видимо, слегка испугался, увидев мое состояние. – Я не требую многого. Но почему бы ему просто однажды не позвонить и не поинтересоваться, как у меня дела, не сдохла ли я, в конце концов? Мы встречались полгода, мы почти год проработали вместе, бок о бок, а он не может найти время, чтобы набрать мой номер и сказать: «Привет. Как дела?». Неужели я прошу так много? Ну вот скажи, неужели тебе было бы совсем-совсем не интересно узнать о том, как дела у девушки, с которой ты несколько недель назад трахался в подъезде, потому что не мог сдержать своей страсти и дойти до квартиры? С которой делился своими проблемами и спал в одной кровати?
Пит лишь пожал плечами.
- Нет, ты бы так не поступил, я в этом уверена. Потому что нельзя так себя вести, нельзя идти по трупам и топтать тех, кто любит тебя! Я не прошу о многом! Ах, да, я уже говорила об этом… Но я повторюсь. Я не прошу его начать всё сначала, я просто хочу услышать его голос по телефону. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Пит лишь растеряно кивнул. Видимо, он сожалел, что позволил мне столько пить. А я тем временем представила себе, какой жалкой, должно быть, выгляжу со стороны, и мне стало так грустно из-за этого и из-за разорванных отношений с Томом, что я горько расплакалась.
- Извини, я сейчас успокоюсь, - повторяла я через каждые тридцать секунд, но слезы всё капали в тарелку.
- Возьми, - протянул мне Пит салфетку. – Ты выбрала не самого благодарного слушателя – я не знаю, что говорить в подобных случаях.
- Ничего, - сморкаясь, ответила я. – Что бы ты ни сказал, это будет неправдой. Я и не хочу ничего от тебя слышать по этому поводу. Все дело в этом ужасном вине. Я не стала бы грузить тебя своими проблемами, если б не напилась, как свинья. Но всё, я в порядке, и это больше не повторится. Обещаю. Ты не очень сердишься?
- За что?
- За то, что заставила тебя выслушать всё это.
- Наоборот, я рад, если тебе стало легче. Надеюсь, на том свете, мне это зачтётся.
- А я-то думала, ты по дружбе! – легонько пнула я его под столом.
- Я по дружбе, честное скаутское!
- Спасибо, я это знала, - пожала я его руку. – Ты настоящий друг.
- Давай, я подвезу тебя, - предложил он чуть позже, когда мы встали из-за стола.
- Спасибо, не беспокойся. Я возьму такси.
- И всё же я настаиваю, - решительно проговорил он, беря меня под локоть. Так, благодаря его поддержке, я умудрилась вылавировать среди столиков и добралась домой без приключений.
Дома, глядя в зеркало и припоминая события прошедшего вечера, я приняла одно важное решение. Хватит. Пора уезжать. Я засиделась здесь. Еще немного, и я сойду с ума от жалости к себе, от звучащего каждый час из радиоприемника голоса Тома, от клипов «Whitchstone Pictures» по телевизору, от воспоминаний, прячущихся в этом городе за каждым углом. Пора возвращаться домой и зализывать раны. Надо, наконец, признать свое поражение.
Когда я решила это, мне вдруг стало удивительно легко, словно камень с души упал. Поэтому я легла в кровать и впервые за много дней смогла уснуть без слез.
2 мая
Утром я встала в полной решимости подать заявление об увольнении. Стараясь не обращать внимания на неизбежную после сильных возлияний головную боль, я накрасилась, тщательно оделась, чтобы не иметь вид побитой собаки, которой ощущала себя в душе, и уже надевала туфли, когда в дверь позвонили.
Не глядя в глазок (непростительное легкомыслие!), я открыла дверь. На пороге стоял Том. Я онемела. Вся моя решительность испарилась под взглядом его голубых глаз. Сама мысль о том, чтобы уехать отсюда и никогда его больше не видеть, показалась невыносимой.