Мама, или Самое настоящее письмо на Земле

В тот раз я почему-то смолчала, и сейчас вспоминаю какое-то наслаждение от того, что у меня что-то темное жутковатое разрастается на моей коже. Я, понятия не имея, что это самая банальная подростковая инфекция, думала: «А что если она меня всю захватит, и я наконец умру?» Меня забавляла и радовала эта мысль – своею легкостью и, не буду душой кривить, драматичностью.

Сейчас-то я знаю, что организму просто лень противостоять лишаю тогда, когда он и так херачит без остановки, пытаясь справиться с эмоциональным напряжением и стрессом – иммунитет ослаблен бесконечной борьбой. Бедный иммунитет.

И я помню, как он прошел: однажды утром посмотрела под свою черную футболку – ничего. Чисто. Ты поцеловала папу, когда он уходил на работу.

Кстати, именно в 13 меня разбила первая дереализация и потом деперсонализация. Подробно об этом эпизоде я рассказала в книге «Мой батискаф» в «Истории 6. Агния», но слегка видоизменю для тебя форму и продублирую тут.

Кажется, осень, каникулы. Моя кровать стояла параллельно окну, застеленная ярко-оранжевым пледом. На ней я сидела, читала что-то, щелкая изюмом в разноцветной сахарной глазури. Отложила книгу, прикончила сладости и… оглянулась. Вокруг – будто фильм. Плоский стол, заваленный плоскими тетрадями и карандашами, плоский стул с неаккуратно накиданной на него плоской школьной формой, плоская полка над плоской кроватью Адель. И что-то – ярче обычного, а что-то – напротив, тусклее. Резко стало страшно, перед моими глазами пронеслась вся будущая жизнь, на которую я смотрю, как на монитор, как сериал.

Заплакала, метаясь, – сама знаешь, поплакать я люблю! Ты пришла, и я рассказала тебе, что происходит: что не понимаю, зачем же и как тогда жить, если все все равно пройдет, закончится, если все уже проходит – мимо? И ты нашлась. Ты сказала мне, что – не за чем. Смысла и впрямь нет, говорила ты, кроме одного: делать мир добрее ровно настолько, насколько мы на это способны.

Простой и идеальный ответ на любой по большому счету вопрос – я его каждый день прокручиваю в своей голове…

январь, 2001

Мне около пяти. Слышу в коридоре твой плач, даже вой. Темно. Поздно. Ты сидишь, сокрушенная, на полу. Помню вены на твоих сухих руках, помню, что ты была почти голая. Я подхожу и глажу тебя по спине.

– Мама, что случилось?

– Ненавижу! Ненавижу! Тварь!

– Мама…

– Смотри, смотри, Агния!!!

Ты резко открываешь шкаф с верхней одеждой и выхватываешь его куртку, достаешь из левого кармана кружевные трусы – а я не понимаю, что это такое.

– Вот! Смотри! Смотри, какой у тебя папаша!

Я стою в темноте, совсем малюсенькая точка во всей вселенной. Я стою и не плачу, ибо не осмысляю, что происходит и почему. Ты снова демонстрируешь мне белье и засовываешь обратно, взвыв еще раз. Уходишь в зал – гостиную, где стоит диван, на котором вы с папой спите… А я все стою. Озадаченная. С огоньком боли внутри.

Моя бедная мама. Какой же в тебе костер боли.

ноябрь, 2022

Мы пытаемся с ней сжиться, ужиться как-то. Я – встроиться в ее грязные цветные фасады, она – в мое заметенное снегом, вечно беспричинно тоскующее сердце. У нас пока с трудом получается, смотрим друг на друга – и, знаешь, вроде бы и рады встрече, и она такая приветливая, добрая, да только хочется куда-то от нее спрятаться, попросить помолчать, перестать, в конце концов, улыбаться и чмокать губами. Тебе, мам, наверное, знакомо такое ощущение: человек с виду прекрасный, солнечный, дружелюбный, болтает без умолку и вроде бы с ним должно быть легко… Но что-то не то. Что-то не то и все. Может быть, вам обоим нужно время. Ну, то есть – нам. Мне – перестать склабиться, рычать на все, захлопывая свои ставни, задергивая шторы и прячась в студеную ностальгию. Ей – быть поспокойнее, не наседать так сразу. Посмотрим, посмотрим, что из этого выйдет. Ты, как всегда, все предрекла.

Есть ощущение, что в спине торчит нож – во-первых, непрестанно ноет промеж лопаток. Во-вторых, прилетело нежданно-негаданно и не отпускает, тянет вниз и тянется к сердцу, провоцирует на слезы, мысли, купирует мечты.

Впрочем, какие еще мечты, я в них не умею.

октябрь, 2020

Мам, не знаю, что с ним делать. Это не влюбилась, мам, это что-то сумасшедшее совсем, невозможное, то, чему не произойти, это порвался, черт возьми, пресловутый рукав Млечного пути, разошелся по швам, старикашка хренов, и параллельная вселенная зачем-то влетела в мою безгрешную… Ох, мам, это предвестник беды. Я чувствую, уже чувствую. Я буду собакой в следующей жизни, слово тебе даю. Собакой, которая свой длинный нос укладывает на его колени, заваливается ему подмышку, бежит на рассвете к толще прозрачной воды и, поводя мордой, зовет его к себе.

Мам, да как так, я даже не поняла, в какой момент это случилось, когда начались мысли об одном, как я снова влетела в свой фатализм?! Когда его руки дрожали, держа кружку миндального капучино (ведь я первая заказала такой)? Когда опустил лицо в мои волосы? Когда десять раз отвел взгляд?