– Шикарно, – подытожила Нина и оглянулась на Ромку, который, как всегда, над чем-то хихикал с Соней. – Рюкзак, – проговорила тоном хирурга, отдающего распоряжения медсестре. – Фотоаппарат.
Пока парень возился с замком, она перевела взгляд на подругу. Та ожидаемо присела на корточки, готовая вновь обниматься с Альфом.
– Ой, давайте отложим эти ваши телячьи нежности на потом, – упрекнула Нина. – Мы тут съемку проводим или где? Можешь пока штатив установить, – распорядилась она, принимая из рук Ромки «Лейку».
– О! Ты и поляроид взяла, – воодушевился он, заметив еще один фотоаппарат.
– Взяла, – ответила Нина, наблюдая, как Рома навел объектив на Соню, а та, позируя, притянула к себе пса и лучезарно улыбнулась. – О боги, – она посмотрела в видеоискатель. – Как вы иногда бесите меня своей идиллией.
– Кстати, Нин, – пробасил Ромка. – Почему ты не сделаешь какой-нибудь проект, основанный на местном фольклоре? Пофоткала бы места с дурной славой. В таком, знаешь, атмосферном, мрачном, концептуальном стиле. Отличная бы серия снимков получилась. Можно было бы отдельную колонку в газете выделить. Или даже книжку написать, – воодушевился он. – Лилька тебе подсобила бы.
– Отличная идея, – отозвалась Нина, выискивая необходимый ракурс для фото. – Обдумаю на досуге.
– Ну а что? – не унимался Рома. – Ты только представь, какой проект можно замутить. Переплюнешь Лильку с ее страшными книжками.
– Да что там Лильку, самого Стивена Кинга переплюнет, – с улыбкой подхватила Соня. – Одни только ваши конюшни чего стоят.
– А я о чем, – поддакнул Ромка.
– Наши конюшни для меня навсегда останутся терра инкогнита, – проговорила Нина, нажимая спусковую кнопку затвора. – Мне было лет шесть, когда я поклялась Эле на мизинчиках, что не пойду туда даже за все сокровища мира.
– Ну, раз на мизинчиках, тогда конечно, – с серьезным видом закивала Соня.
– А что не так? – не понял Ромка. – Я чего-то не знаю?
– Эля ужасно боялась этих конюшен, – пояснила Соня.
– Она всегда говорила, что призраки животных намного страшнее призраков людей, – продолжила за подругу Нина. – Хотя, скорее всего, она их не столько боялась, сколько жалела. Когда Эле было лет девять, она взяла в школьной библиотеке все экземпляры «Белого Бима», «Каштанки» и «Муму» и сожгла. Сказала, что нельзя позволять собакам страдать даже на бумаге.
Соня протянула руку и ласково потрепала Альфа за ухом.
– Вера Васильевна такую трагедию из этого раздула. Папу в школу вызывала… У вашей дочери никакого уважения к книгам, – передразнила она директрису. – А ведь это труд огромного количества людей, вырубленные деревья. А как же пиетет к печатному слову? А отец ответил, что гордится дочерью, если чувства животных для нее важнее благоговения перед пачкой бумаги, и пообещал Эле купить килограмм мороженого прямо на глазах у возмущенной директрисы.
Ромка одобрительно хмыкнул.
– Папа позже рассказывал, что был уверен: их вместе с Элькой с позором попрут из школы. Но обошлось. Директриса еще что-то пробубнила себе под нос, больше для проформы, и сбежала на очередной урок. Элька, к слову, свой килограмм мороженого в тот день действительно получила, хотя вынуждена была разделить его со мной, папой и няней Агатой. – Нина поглядела на Альфа, который с любовью льнул к ногам Сони – второй его любимой двуногой после хозяйки. – Выросшая Эля не стала менее сердобольной и испытывала ужас от одной лишь мысли, что придется посмотреть в глаза погибшим лошадям.
– Да, печально это все, – со вздохом согласился Ромка.
– Не то слово, – отозвалась Нина и присела на корточки, ловя нужный ракурс.
– Смотрите, еще один выглядывает, – Соня указала подбородком в сторону покосившегося фонаря, за которым замер каменный бородач с наполовину раздробленной головой. – Вот что ни говорите, а с этим графом Рямизевым было что-то сильно не так. Разве здоровый человек захочет, чтобы в его парке из каждого куста за ним наблюдало вот это вот?
В этот момент по окрестностям парка прокатилось эхо колокольного перезвона. От неожиданности Нина, Соня и Рома застыли на месте, подобно парковым скульптурам, а Альф приподнял уши, пытаясь определить источник зловещего звука.
– Да вашу ж мать! – закричала Соня, глядя туда, где, по ее мнению, должны находиться русалки.
Нина с Альфом неторопливо шли по подъездной аллее сквозь прозрачные июньские сумерки. Пес, набегавшийся за день в Графском парке, вел себя смирно и не пытался бросить хозяйке вызов. Лишь приблизившись к дому, он навострил уши и рванул в сторону сада, огороженного кирпичной стеной. Не раздумывая, Нина отправилась вслед за собакой. Прошла под аркой и услышала журчание воды: посреди сада били в небо многочисленные струи старого фонтана, ровесника Измайловского особняка. Время и погодные условия изрядно потрепали его некогда величественный вид – бедняга растрескался и зарос мхом, но тление и разрушение, как ни странно, придали ему вид еще более благородный и загадочный. Он был словно рыцарь, под проржавевшими доспехами которого билось по-прежнему храброе сердце.