Мама мыла раму

— Что же делать? — с отчаянием спросила Лена, но у нее зазвонил мобильник и она раздраженно ответила, что да, мама, и вдруг встрепенулась: «Только что был у тебя?» — и решительно добавила, что расскажешь на месте и приезжай немедленно, потому что нам сейчас надо держаться вместе, возьми машину, я оплачу, тьфу! — да знаю я, что ты заслуженный учитель… — и передала трубку Саше, чтобы та продиктовала адрес.

— Паша только что от нее ушел, — Лена снова закурила и с недоумением добавила: — Спрашивал, как она представляет себе теорию, противоположную теории Раскольникова…

— Ясное дело, — отозвался Антон.

И Лена быстро спросила:

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Пашка назло нам решил стать маленьким человеком… эдаким… — Антон хмыкнул, — «бухгалтером»…

— Это я и сама понимаю, — Лена потянулась за очередной сигаретой. — А что дальше?

— А можно кофе? — вдруг попросил Антон у Саши и, как бы извиняясь, добавил: — Не могу без кофе сосредоточиться…

Лена понимающе кивнула и затянулась. Женя тоже вытащила сигарету и закурила. Все молчали, пока в дверях кухни не появилась Саша с подносом, на котором стояли три чашки. Антон и Женя взяли по одной: «Спасибо».

А Лена погасила окурок и повернулась к Антону:

— Выпей и мой…

Антон кивнул.

А Саша усмехнулась: третью чашку она сварила для себя, но почему-то это никому не пришло в голову.

Выпив две чашки кофе, Антон прошелся по комнате и сказал:

— С год назад я прочел в одной немецкой газете, что в Германии некий юноша решил покончить с собой. Но очень своеобразным способом. Он нашел по интернету исполнителя, человека, готового сначала его убить, а потом… — Антон сделал паузу, — расчленить и съесть…

— Господи! — прикрыла ладонью рот Лена.

— …чтобы он мог превратиться в Scheisse…

— Что такое «шайсе»? — хором спросили Лена и Саша.

— «Шайсе» — это «говно», — быстро ответила Женя и добавила, что два года назад стажировалась в Гамбурге.

В дверь позвонили, и Саша вышла в прихожую и вернулась с Марьей Ивановной. Марья Ивановна оглядела присутствующих и уставилась на Женю.

— Мама, — спохватилась Лена, — это Женя, — и кивнула Антону, чтобы он продолжал.

— Автор статьи не мог найти этому хоть какого-нибудь внятного объяснения…

— Какой статьи? — перебила Марья Ивановна.

Но Лена сделала ей знак, что потом, и умоляюще посмотрела на Антона.

— …а я думаю, что здесь своего рода теория… — продолжал тот.

— Вот-вот! — встряла Марья Ивановна, — стать не Наполеоном, а Акакием Акакиевичем…

— Обкакием Обкакиевичем, — уточнил Антон и прошелся по комнате. — Человек хочет быть настолько маленьким, что это уже равно «не быть». Но самоубийство, по тому же Достоевскому, — это высшее проявление своеволия, чего Обкакий Обкакиевич по определению позволить себе не может, поэтому исполнение своего плана он поручает другому…

— Но почему он хочет, чтобы его… съели? — тихо спросила Саша.

— Да объясните же мне, наконец!.. — простонала Марья Ивановна.

— А чтобы показать всем, что человек — говно… — чуть не крикнул Антон.

— А ведь ты сегодня назвала Пашу этим словом, — в наступившей тишине сказала Марья Ивановна, с упреком глядя на дочь.

Лена вспыхнула:

— Да просто с языка сорвалось! — она дрожащей рукой вытащила из пачки сигарету. — Мало ли чего не скажешь… в полемическом задоре!

— А между тем, — настаивала Марья Ивановна, — он тогда сказал: «Неужто слово найдено». Я еще подумала, как это славно, что мальчик помнит Пушкина…

Саша вдруг подошла к компьютеру, за которым сидела Женя, и набрала слово: «говно».

— Открылось! — ахнула Жена.

И все столпились у монитора и увидели текст, начинавшийся словами: «Дорогая Санька!»

— Может, нам уйти? — предложила Женя.

Но Саша покачала головой и стала читать вслух: «Я тебе говорил, что мать у меня актриса, а отец — писатель. Я же еще со школы не отличался никакими талантами и очень переживал по этому поводу. Психологи называют это „синдром успешных родителей“. Но в театральное меня взяли (с подачи матери). Мне все время хотелось доказать родителям, что я тоже что-то могу, а между тем в училище, я это понимал, меня держат только из-за матери. И тогда я решил обогнать их с другого конца: стать, как писали в школе, „маленьким человеком“, или, как называет это мать, „человеком из зала“.

Я решил не жениться, потому что, женившись, человек как бы удваивается, и тем более не заводить детей (вот ответ на твои просьбы).

Я престал учиться, а недавно забрал документы из училища.

Но всего этого мне было мало. Мне хотелось стать еще меньше.

Год назад я наткнулся на немецкую газету, оставленную отцом (немецкий я знаю неплохо: это мой единственный „талант“), где была обведена статья (наверное, отец присмотрел ее для одного из своих говенных детективов)…» — Саша бегло пробежала текст и неуверенно сказала: — Он тут пересказывает содержание статьи…