По просьбе героини мы не публикуем ее ответы на вопросы.
История пятнадцатая
Людмила
«Это было такое состояние, когда не понимаешь, где ты и что ты»
Людмила Петрановская.
50 лет. В браке (27 лет). Сын (26), дочь (16). Родной город – Ташкент. Живет в МосквеМне было 24 года. Молодой специалист-филолог, с первенцем на руках. И таких слов, как «эмоциональное выгорание», я тогда не знала. Когда сыну было примерно полгода, он начал болеть. Проблемы с желудочно-кишечным трактом после всех лечений вылились в жестокий дисбактериоз. Ребенок стал худеть, просто таять на глазах. В то время не было памперсов, стиральных машин, грязные пеленки приходилось стирать вручную раз по двадцать в день.
Мы жили в маленькой хрущевке. Бабушка, моя мама, была очень далеко, за три тысячи километров от нас. Но самым страшным было не это, а бытовая неустроенность, постоянный страх за ребенка, который худел на глазах: у него уже проступали ребра, личико становилось осунувшимся. Говорили, что нужны препараты, которые корректируют эту самую микрофлору кишечника. Препаратов таких не было нигде, их не продавали в аптеке, их невозможно было достать.
Это длилось несколько месяцев: многократные пробуждения в течение ночи, когда нужно было полностью мыть ребенка, перестилать постель, менять все пеленки. Постоянные мокрые пеленки всюду. Стиркой в основном муж занимался, но невозможно было принять душ, потому что ванна вечно была завешена пеленками. Ребенок плакал, плохо себя чувствовал. И этот постоянный страх, что он так и будет таять, таять, а мы ничего не сможем сделать, потому что ничего сделать невозможно. Постепенно, не сразу, но в течение нескольких месяцев, все это довело меня до такого состояния, которое, как я сейчас, задним числом, понимаю, было состоянием нервного истощения. Причем, как это часто бывает, настоящий кризис случился именно тогда, когда все начало налаживаться.
Оказалось, что какие-то друзья моей мамы (напомню, это 1991 год) работали в лаборатории, и они раздобыли для нас бифидумбактерин и еще какие-то препараты для нормализации желудочно-кишечного тракта. Потом мы наконец подобрали каши, которые сын мог усвоить. Это тоже отдельная история.
Тогда были талоны на сигареты и водку, и все наши друзья скидывали их нам, а мы на эти талоны выменивали детское питание, брали какой-то определенный, один-единственный вид, уже не помню название. Но почему-то именно его ребенок мог усвоить, а остальные – не очень. Постепенно всё стало налаживаться, ребенок снова начал набирать вес.
И тут меня накрыло по полной программе. Видимо, ушла какая-то мобилизация, которая была перед этим. Это было такое состояние, когда ты вообще не понимаешь, где ты и что ты. Когда ночью, например, ребенок плачет, а ты просыпаешься и понимаешь, что не можешь к нему подойти. И тоже начинаешь плакать – от эмоционального истощения и отчаяния. Головой понимаешь, что сейчас-то уже все становится лучше, с каждой неделей. Но тебя за это время настолько измочалило, нервная система настолько расшатана, что сил никаких нет.
В этом состоянии уже и отдых не помогал: муж старался дать мне возможность подольше поспать, иногда мама приезжала, но это не напитывало в достаточной мере. Была перейдена грань, за которой уже просто разок поспать подольше не помогало.
В итоге муж настоял, чтобы я начала лечиться. Я принимала успокаивающие препараты, которые разрывали изматывающий цикл тревожной мысли, – она вертится по кругу и утомляет до предела, отнимает все силы.
Надо сказать, что это было хорошее решение, потому что довольно быстро мне стало лучше. Сначала наладился сон, затем общее состояние. Было чувство, будто выздоравливаешь после тяжелой болезни. Постепенно начала возвращаться радость жизни, какой-то интерес, желание что-то делать. Но в общей сложности ушло, наверное, месяца два-три, пока я не почувствовала себя более или менее нормально.